Почему вы приехали в Университет ИТМО?

Все очень просто. Некоторое время я работал в Дании, потом в Англии, потом в Португалии в Лиссабонском университете. От друга узнал, что есть возможность приехать на пять лет в Санкт-Петербург и заниматься теми исследованиями, которые мне интересны. В Университете ИТМО я также веду курс лекций по нелинейным колебаниям для студентов. Преподаю в свое удовольствие: у меня одна-две пары в неделю, так что я могу сосредоточиться на курсе и провести его хорошо. Также я курирую работу аспиранта и магистранта.

Вы сменили три университета в Европе. С чем это связано?

Диссертация у меня была по распространению электромагнитных волн в сверхпроводниках. Потом я поехал на стажировку в Датский технический университет, где в общей сложности провел полгода. Но это была не работа, а именно стажировка. В это время у меня уже сформировалось желание заняться оптическими исследованиями, в частности методами возмущений и теорией устойчивости уединенных оптических волн. Мне кажется, это хорошо, когда ученый меняет специализацию, чтобы расширить свой кругозор. Я нашел вакансию для постдока в Университете Стратклайда в Великобритании и проработал там год. Потом довольно продолжительное время провел в университетах Бата и Бристоля. После Великобритании я перешел на программу, похожую на ITMO Fellowship, в Лиссабонский университет, где мне предложили исследовательскую позицию, эквивалентную начальной профессорской должности. В Европе ученому без постоянной должности приходится сидеть на чемоданах. До кризиса работу было найти относительно легко, сейчас, насколько я знаю, ситуация несколько ухудшилась.

У вас большой опыт работы в Европе. Скажите, конкурентоспособны ли сейчас российские университеты в сравнении с западными соседями?

Это зависит от того, с какими университетами сравнивать. В России есть очевидно сильные и очевидно слабые стороны. У нас хорошая академическая школа, доставшаяся от СССР. Наши профессора могут учить студентов по лучшим стандартам Европы и преподавать там же. Но наука не может держаться на отдельных ученых, поэтому российская наука как система потеряла свои позиции. После СССР были непростые времена, кардинально изменился механизм финансирования науки и образования, много ученых уехало, и пока еще не произошла адаптация научной среды к новым условиям. Что касается научных исследований, то в России есть очень сильные лаборатории. К слову, российских ученых уважают во всем мире до сих пор.

Но среди российских ученых, которые могут поддерживать этот высокий статус, наверное, очень мало молодежи?

К счастью, большинство тех людей, которые создавали славу советской школы, не уехали и смогли обучить молодых ребят. Да, были проблемы с оборудованием, но это больше коснулось экспериментаторов, теоретикам было проще. Поэтому в российской науке есть кадры всех возрастов. Проблема скорее в общем администрировании науки.

Есть ли в стране люди, которые могут заняться «перестройкой» науки?

Законы природы не меняются, а вот ученым необходимо меняться, чтобы соответствовать современным реалиям. Людям, которые хотят перестраивать научную систему, нужно многому научиться. К счастью, есть у кого. В том числе у тех российских ученых, которые когда-то уехали и сделали карьеру в ведущих мировых научных центрах. Нам нужна грамотно выстроенная система грантов, создание постоянных позиций для ученых, само понимание того, зачем, вообще, нужна наука и чем фундаментальная наука отличается от инженерной.

И в чем же, по-вашему, отличие?

Надо понимать, что от фундаментальной науки нельзя требовать прямой, немедленной практической пользы. Было бы странно ожидать, что открытие, скажем, второго закона Ньютона будет тут же использовано, например, в сельском хозяйстве. Смысл фундаментальной науки — это создание некой культурной среды, поддержка фундаментальной науки — это способ воспроизводства высококвалифицированных ученых и инженеров. Чтобы инженер мог эффективно разрабатывать, например, оптический прибор, он должен хорошо знать оптику, а, значит, его должен этому кто-то научить. На западе это так: профессору платят в основном за то, что он преподает студентам. А его научная деятельность как посещение спортзала для атлета — поддержание хорошей формы. Профессор, чтобы нормально работать, должен постоянно повышать квалификацию, заниматься реальной наукой. Только тогда он сможет качественно учить студентов, которые, став инженерами, в свою очередь будут применять знания для чего-то практического. Фундаментальная наука имеет свою ценность, даже если она не воплощается в магнитофонах или кондиционерах. Важно отметить, что наличие ученых, занимающихся фундаментальной наукой, позволяет стране иметь корпус экспертов, который необходим не только для выполнения, но, что более важно, для оценки реалистичности и перспективности высокотехнологичных проектов. И, конечно, лучше полагаться на своих, родных специалистов.

Наталья Блинникова,

Редакция новостного портала Университета ИТМО