Искусство как способ объяснять науку: Марсело Веласко и Игнасио Нието — о латиноамериканском Art&Science и работе в ИТМО

— В России про Art&Science начали активно говорить в последние годы. А как давно это направление популярно в Чили и Латинской Америке в целом?

— Всё началось в 1960-х годах. Тогда многих художников интересовала кибернетика — изучение связей между человеком и технологиями, многие работы были посвящены именно этой теме. В это же время свои работы начал представлять Хуан Дауни — пионер видеоарта, родившийся в Чили, но позже эмигрировавший в США. Самая известная его работа — Video Trans Americas. С помощью коллажей и нелинейного повествования он изучал проблемы идентичности, соединяя снятые им кадры о коренных народах Амазонии с кадрами из Нью-Йорка.

Развитие Art&Science прервала военная диктатура, которая установилась ближе к 1970-м годам в Бразилии, Чили, Аргентине, Колумбии и некоторых других странах Латинской Америки. Многие представители интеллигенции, в частности художники, эмигрировали, а оставшимся было не до создания произведений искусства и науки. Казалось бы, после смены режима в 1980-х годах художники могли вернуться к своей работе в Латинской Америке. Но в Чили не производили собственные компьютеры, а покупали их у американской компании IBM. Это была настолько дорогая покупка, что позволить ее могли только крупные организации, например, Чилийский университет, поэтому и заниматься работами, связанными с компьютерами, было сложно.

Ближе к 2000-м технологии стали более доступными, и направлением Art&Science стало интересоваться больше людей. При университетах Аргентины, Колумбии, Мексики и других стран начали открываться лаборатории, в которых студенты и преподаватели могут заниматься Art&Science исследованиями. У художников появилась возможность выставлять работы в специальных пространствах вроде Лаборатории искусств Аламеда в Мехико или на международном фестивале FILE в Сан-Паоло. Чилийское государство также поддерживает эту сферу, в частности дирекция искусств и культуры Католического университета Чили и национальный фонд развития культуры и искусств выдают гранты художникам.

Многие молодые чилийские ребята увлекаются одновременно наукой и искусством и не хотят выбирать, становиться художниками или учеными, поэтому стремятся объединить оба направления. Но в целом пока наше чилийское коммьюнити Art&Science, как и российское, еще только развивается.

— У каждой художественной школы свой стиль и свои особенности, даже несмотря на глобализацию. Что отличает Art&Science проекты, которые создаются в Чили? И какие темы исследуют ваши художники? 

— Чили — открытая страна. У нас довольно сильное культурное влияние США и Европы, поэтому можно сказать, что у нас до сих пор нет настоящей чилийской школы Art&Science. Но, возможно, в этом и есть наша особенность — мы можем максимально широко смотреть на разные пути развития Art&Science в Америке, Европе, России и даже Австралии, а не фокусироваться на чем-то одном, как это обычно бывает. Мы всегда думаем о новых способах мышления и стараемся опираться на свою историю и традиции, чтобы по-другому взглянуть на этот мир и при этом чувствовать себя как дома.

Сейчас наших художников особенно интересует несколько направлений. Например, это изучение культуры наших предков — коренных племен мапуче, инков, ацтеков, майя и многих других до прихода в Латинскую Америку испаноязычных культур. В своих работах в виде нет-арта, видео- и биоарта художники не только пытаются сохранить наследие, но и понять, как знания прошлого могут помочь по-новому взглянуть на современные проблемы.

Волнует художников и экология. Использовать животных в экспозициях может быть проблематично и неэтично, поэтому исследователи работают с разными видами грибов. Это своего рода компромисс: грибы — живые существа, но не животные, и с их помощью можно рассказать посетителям о красивейшей природе Чили и экологических угрозах. Например, художник Хуан Феррер объединил искусство и микологию в своей выставке Vigilantes, а Иван Наварро сопроводил выращенные в музее грибы световыми скульптурами с антропоморфными чертами, которые напоминали пугала. Идея выставки в том, чтобы показать, что неприметные для человека грибы на самом деле играют большую роль в охране природы.

Другой пример — доктор по клеточной биологии и нейробиологии Андро Монтойя Риверос, который объединил науку и граффити. Знания в области биологии помогают ему не только преподавать в чилийском Университете Альберто Уртадо, но и изображать на стенах вымышленных существ и таким образом объяснять изменения, произошедшие в их эволюции.

— А какие проекты нравятся лично вам?

— Симметричные Art&Science проекты, то есть ценные с точки зрения как науки, так и искусства. Также важно, чтобы сложные явления объяснялись простым языком, а посетители могли взаимодействовать с объектом. Что запомнится больше — просмотр фотографий или работа руками на экспериментальной установке в галерее и самостоятельное наблюдение за изменениями? Кажется, что второй вариант выигрышнее и привлекательнее, но при этом сложнее с точки зрения организации выставки.

Одним из примеров подобных проектов может быть работа латвийского математика Дайны Таймины, проживающей в США. Она прославилась тем, что преподает неевклидову геометрию с помощью вязания. Она сплетает крючком гиперболические плоскости из мотков разноцветной шерсти, чтобы студентам было проще визуализировать фигуры на уроках.

— А как вы узнали об Университете ИТМО и программе ITMO Fellowship?

— Всё, что мы слышали про Art&Science в России, было связано с Дмитрием Булатовым — одним из крупных российских художников и теоретиком искусства. Мы брали у него интервью для своей книги «Симбиоз искусства и науки», следим за его выставками и в целом для нас он служит примером биоарт-художника. Раньше мы особо ничего не знали о России и ИТМО, и поэтому было интереснее понять, что это за страна, какими Art&Science проектами здесь занимаются и чем отличаются наши подходы к работе.

Мы получили приглашение поучаствовать в программе ITMO Fellowship и дальше начали обсуждать сотрудничество с российскими коллегами. Выяснилось, что в ИТМО была открыта первая в России биоарт-лаборатория на базе университета, в которой художники работают с биологическими организмами, в частности растениями, и изучают, где пролегают границы между машиной и живым существом. В свою очередь мы исследуем, как лиана бокила трехлистная мимикрирует ― а конкретно делает похожими свои листья на листья другого растения. Мы поняли, что наши интересы совпадают, и решили приехать в Россию.

Прочитайте также:

Как устроена первая в России биоарт-лаборатория на базе университета 

— В BioArt Lab ИТМО вы провели трехнедельный курс «Симбиоз искусства и науки». Чему он был посвящен?

— Мы говорили о том, почему ученые и художники должны общаться друг с другом и как им выстраивать диалог. Исследователи все еще неохотно вовлекаются в создание Art&Science проектов, потому что не до конца понимают, чем искусство может быть им полезно. Представим себе ситуацию. Ученый отлично разбирается в черных дырах и публикует на эту тему научные статьи. Но их читают только такие же профильные специалисты, как он, а люди, не занимающиеся наукой, проходят мимо. Или, наоборот, ученый сделал какое-то интересное наблюдение за черными дырами, которое не подходит под формат научной статьи. Как в таком случае ему поделиться своей идеей с окружающими? Искусство может стать для исследователей способом, как просто объяснить обществу сложные научные идеи.

На нашем курсе магистранты ИТМО готовили свои Art&Science проекты, обсуждали их с чилийскими студентами, которые ранее прослушали наш курс, и получали от них рекомендации, как доработать свои идеи. Мы не фокусировались на гипотезе и результатах курса, нам было важно показать, что Art&Science — это прежде всего про исследование и обсуждение новых идей.

— Также в BioArt Lab ИТМО вы проводили эксперименты по исследовательскому проекту «Миметическая способность Boquila trifoliolata». Чем примечательно это растение и к каким результатам вы хотите прийти?

— Бокила трехлистная произрастает только в нашей стране. В 2014 году чилийский ученый Эрнесто Джаноли обнаружил, что эта лиана обвивает ствол другого растения и делает похожими свои листья на листья другого растения ― перенимает их цвет, форму, размер и колючесть. Таким образом бокила может спасаться от травоядных животных. Вопрос в том, как именно лиана «видит» соседние листья и уподобляется им. Ученые выдвинули несколько гипотез, и одна невероятнее другой: лиана улавливает летучие вещества ближайшего дерева, обменивается генной информацией с растением-соседом через микроорганизмы или имеет что-то наподобие зрения.

Исследования продолжаются, и нам, как и специалистам по Art&Science, также было интересно поработать с этим уникальным растением. Поскольку Эрнесто Джаноли проводил эксперименты в полевых условиях, мы решили повторить их в биоарт-лаборатории ИТМО. Мы вырастим лиану, сравним изменения ее листьев и проанализируем физиологию растения. Возможно, лиана действительно обладает другим способом видения мира. Эрнесто Джаноли, с которым мы общались, скептически относится к этой идее, но с точки зрения искусства, интересно противопоставить оба взгляда — скептический и философский — могут ли вообще у растений быть своеобразные органы зрения.

По нашей задумке в помещении BioArtLab в Санкт-Петербурге уже начали выращивать бокилу, в то время как в чилийском городе Вальпараисо руководитель лаборатории экологии и эволюции растений Кармен Осса построила теплицу для размещения нескольких образцов. Вместе с BioArt Lab мы будем проводить эксперименты параллельно, чтобы исследовать явления и сотрудничать в художественных проектах.

Мы работаем над тем, как правильно вовлекать ученых в Art&Science и использовать эту область как ценную практику для производства новых исследовательских идей и выражения субъективных точек зрения, а также как интересный инструмент для общения с аудиторией.