Расскажите о вашем пути в профессию: почему вы решили стать часовщиком?
Осознанного решения заняться реставрацией часов, на самом деле, не было. Я окончил кафедру оптико-механических приборов ЛИТМО (бывшее название Университета ИТМО — прим.ред.), начал работать по специальности. Интерес к часам у меня появился потом, как хобби: однажды мне принесли сломанные карманные часы, попросили починить. Попробовал — не получилось, однако возник интерес. Позднее мой старший товарищ, Юрий Петрович Платонов (тоже выпускник ЛИТМО), пригласил участвовать в реконструкции башенных часов Гатчинского дворца, пострадавших в годы войны. Вместе мы также работали с часами Ферапонтова монастыря, с башенными часами Мраморного дворца. В начале 90-х с нами связались хранители Эрмитажа: у них зародилась идея создать в музее Лабораторию научной реставрации часов и музыкальных механизмов, потому что в музее хранится около трех тысяч часов. Я не сразу согласился, потому что тогда я работал в Институте ядерной физики в Гатчине — было интересно. Но все же перешел в Эрмитаж в 1994 году, с которого и исчисляется время существования нашей лаборатории.
Какими профессиональными и личными качествами должен обладать специалист по реставрации старинных часов? Много ли таких специалистов в мире?
Я думаю, что в этой работе, как и в любой другой, главное — любить свое дело. Если есть интерес, то все остальное получится. Но часовщик также должен обладать определенными способностями. Во-первых, у него должен быть хорошее зрение, глазомер, пространственное воображение, терпение. Руки должны расти из правильного места. Обычно профессии учатся у старых мастеров, из вузов могу назвать только West Dean College, который я окончил в 2000 году. При этом там я не только получил новые знания, но и систематизировал уже имеющиеся.
Что касается количества специалистов в этой области, то в мире их ровно столько, сколько нужно. Хорошие часовщики-реставраторы работают при магазинах старинных часов, хотя их работа не афишируется: хорошо сохранившиеся старинные часы ценятся выше, чем отремонтированные. Также многие часовщики работают на себя и занимаются ремонтом по частным заказам.
Существуют ли какие-либо научные принципы реставрации часов?
Скорее, стоит говорить об общих реставрационных принципах, и главный из них — не навреди. Теоретически, все вносимые в объект изменения должны быть обратимыми. То есть если, например, я поменял в часах шестеренку, то я обязан сохранить оригинальную, чтобы в случае необходимости можно было вернуть ее обратно. Также каждый наш шаг мы обязаны документировать, чтобы можно было легко и быстро проследить процесс реставрации. Нельзя улучшать конструкцию.
Сколько часов в Эрмитаже вы и ваши коллеги уже отреставрировали?
Этот вопрос задают достаточно часто, но я не считал. Думаю, не менее двух сотен экспонатов. Диапазон очень широк: от башенных часов до часов в перстне. Работа интересная, разнообразная, ведь все часы разные. Раньше не было серийного производства, как сейчас. К тому же, время фильтрует разнообразие часов и механизмов, и каждый экземпляр становится все более уникальным. У них не только разные корпуса, но и разнообразные часовые механизмы, в которых может быть масса неисправностей, которые не сразу диагностируешь. Поэтому самомнение не растет, каждый раз ты натыкаешься на что-то новенькое. Мы работаем с определенной гарантией, поэтому однажды отреставрированные часы практически не ломаются.
В чем вообще уникальность часовых механизмов как искусства? Ведь сейчас делают атомные часы с отклонением 1 секунда в одну тысячу лет. Это ли не достижение науки и искусства?
Механические часы появились в XIV веке и были игрушкой императоров и царей, и по сей день они — дорогая игрушка на запястье богатого человека. В свое время в производство часов вкладывались лучшие умы и таланты. Поэтому это та самая часть культуры, которую необходимо сохранять. Мы занимаемся комплексной реставрацией, стараемся вернуться к авторскому образу, то есть восстановить и корпус, и механизм часов, — только в этом сочетании объект гармоничен.
В часах, пожалуй, самое красивое и ценное — это часовой механизм, но он скрыт от посетителей музея. Нужно ли рассказывать людям об уникальных особенностях тех или иных механизмов?
Музей — это специфическая структура: порой приходится доказывать, что эстетическая красота часовых механизмов равноценна художественной. Когда читаешь описание часов в Эрмитаже, там написано в основном о корпусе: из чего сделан, каким мастером, в каком стиле. Это нормально. Но и часовые механизмы разнообразны, интересны и красивы по-своему. С экскурсионной точки зрения здесь есть над чем поработать. Например, в Эрмитаже экспонируются астрономические часы, созданные в конце XVII века. Они сделаны в виде небесного глобуса, где показывается положение звезд на небе в каждый момент времени, там также «ходят» Солнце и Луна. Это своеобразная картина мира, и ты, словно бог, видишь всю Вселенную. Это вызывает необычные ощущения, которыми стоит поделиться. И потом, это просто красиво.
Сложно ли будет создать экскурсию по часовым механизмам? И кто ею заинтересуется?
Интересное наблюдение: на вечерние тематические экскурсии, которые я встречаю по средам, ходят, как правило, женщины. На семь групп я как-то насчитал только двух мужчин. Почему? На экскурсиях рассказывают о художественном искусстве. Не всем мужчинам, наверное, это очень интересно. А вот про часовые механизмы, «технические штучки», оружие им бы было, наверное, любопытно послушать. Эта тема музеем не раскрыта. В моем понимании, памятники технической культуры равновесны памятникам искусства. Конечно, для реализации такой экскурсии необходим гид, который разбирается в технике и технологиях и умеет это подать посетителям художественного музея. Кроме того, часовые механизмы трудно показывать, ведь они находятся внутри объекта. Можно, конечно, делать модели механизмов или показывать их видео. Но важно соблюсти баланс, чтобы подобные экскурсии были интересны и детям, и взрослым.
А почему людям так нравится «Павлин»?
Интересно то, что шевелится, — это чисто физиологический момент. Особенно для детей. А то, что интересно детям, будет интересно и взрослым. «Павлин» — яркий, живой, и непонятно, как происходит это маленькое чудо движения. Кроме того, часов XVIII века с работающим механизмом в мире почти не осталось, да и «Павлин» хорошо разрекламирован.
У каждых часов своя интересная история, которую можно было бы рассказать?
Не совсем так. Не все экспонаты имеют примечательное прошлое, однако многие могут похвастаться действительно необычной судьбой. Например, большие часы Штрассера едва не стали подарком китайскому императору, потому что в России они долго не могли найти покупателя. Однако экспедиция, которая везла часы в Поднебесную, развернулась, и часы привезли в Эрмитаж. Эти часы — самые большие в стране с механическим органом.
Или, например, часы принца Конде, сделанные в XVIII веке, имеют шесть стрелок: три стандартных, плюс дни недели, лунный и годовой календари. Во время Великой французской революции часы пропали, потом снова нашлись, были выкуплены для Павла I, но, пока их везли в Россию, императора убили. В итоге часы попали в Эрмитаж. Но на этом их «приключения» не закончились: после революции их разобрали, чтобы спасти от распродаж. В 2003 году мы вернули им форму, какие-то детали пришлось доделать, и сейчас ими можно любоваться в музее. А вот Аракчеевские часы, например, устроены так, что должны играть мелодию каждый день в момент смерти государственного Александра I. Интересных часов в Эрмитаже очень много.
На ваш взгляд, каковы самые значительные открытия в истории часовых механизмов?
В XVI веке в конструкции часов появились пружины, благодаря чему часы стали портативными. В середине следующего века были изобретены часы с маятником, что на порядок повысило точность хода. Кстати, с этим связана красивая история про Галилея, к которому и пришла идея использовать маятник. Во время службы в соборе он заметил, что люстры покачивались равномерно и с разными периодами. Он проверил это, замеряя период по пульсу. В результате ученый не только открыл законы колебания маятника, но внес в историю часовых механизмов плодотворную идею.
Кто чаще других интересуется «часовой» коллекцией Эрмитажа?
Каждый год к нам приезжают часовщики из других стран — Германии, Англии, США. В основном, все просятся в мастерскую — там интереснее, потому что часы разобраны, можно посмотреть, как что работает, потрогать руками.
А если к вам в мастерскую попросятся работать выпускники Университета ИТМО — возьмете?
На самом деле, кадры — это сложный вопрос для нас. Когда мы открывали нашу лабораторию, то уже были не молоды. Нам нужна смена, а поскольку почти нигде не готовят специалистов по реставрации старинных часов, то мы «выращиваем» их из того, что имеем. Мы не отказываем выпускникам или студентам в практике. А там уже все зависит от человека: понравится ли ему, проявит ли он себя. В лаборатории работы много.
