Популярная наука становится все более интересна обществу. Почему? Что изменилось за последние несколько лет?
На это повлияли сразу несколько разных явлений, наука стала интересна разным сторонам. С одной стороны, происходит интенсивный рост технологий, технологии активно внедряются в обычную жизнь, и людям интересно разбираться, как работают их девайсы, приборы, коммуникационные сети. С другой стороны, есть определенный государственный заказ на развитие науки и научного популяризаторства, так как различные государства конкурируют между собой за технологическое лидерство в мире (например, та же программа Национального технологического развития направлена на лидерство России на нескольких высокотехнологичных рынках к 2030 году – прим. редакции). Третий фактор развития популяризаторства науки определяется рекламодателями. Так, уже недостаточно просто сказать, что один товар лучше другого. Например, у нас есть, условно, три мобильных оператора в стране, они примерно одинаковые: одна сеть не работает при одних условиях, другая – при других, эти операторы конкурируют между собой. И уже нельзя просто сказать, что этот оператор лучше, чем другой, нужно объяснить, почему он лучше, и с технологической точки зрения. То же самое с автомобилями. В чем преимущество одной машины перед другой? Почему у одной уровень безопасности выше, за счет чего? И так во многих областях. Эти три фактора и позволяют развиваться научному популяризаторству. Кроме того, большую роль в этом играют университеты, которые хотят коммуницировать с заинтересованной аудиторией и начинают больше рассказывать о своей работе, о своих ученых, а также готовить специалистов в области научной коммуникации.
Люди начинают интересоваться наукой, потому что она становится неотъемлемой частью нашего быта?
Да, а также научный контент и наблюдение за событиями в области науки – это хорошая возможность отвлечься от происходящего в других жизненных сферах. Ты можешь переживать какие-то личные проблемы, экономический кризис, остро реагировать на политические вопросы или плохую погоду. Но ты знаешь, что примерно через пять лет первая группа людей полетит на Марс, и жить становится интереснее. Приятно, когда в жизни есть что-то, кроме расстройств, что-то, где все новости – хорошие.
Связан ли интерес к науке с повышением уровня образованности людей в целом?
Хотелось бы, чтобы это было так, но не думаю. Просто теперь про многие сложные научные темы можно рассказать так, чтобы людям было понятно. Но 85% аудитории N + 1, все равно молодые мужчины из крупных городов с высшим образованием или в процессе его получения. Есть какое-то количество людей, которые просто интересуются наукой.
Какими научными темами сегодня больше всего интересуются люди? Космос все так же интересен?
Не вижу ни большого падения интереса к темам о космосе, ни роста их популярности. Мы пишем про все науки: точные, естественные, гуманитарные. Ведь наша аудитория, как и в любом другом издании, состоит из множества мелких подгрупп: есть те, кому интересно читать про химию, есть те, кому нравится узнавать про биологию, археологию и так далее. При этом люди читают примерно одинаковое количество текстов за примерно одинаковое количество времени, когда они заходят к нам.
Есть темы, которые мы начинаем разрабатывать практически с нуля. Например, мы одни из немногих, кто пишет про математику. И тут был очень интересный случай. Мы написали про десятиклассника, который нашел любопытный математический контрпример к гипотезе Данцера и Грюнбаума, тем самым улучшив результаты научных трудов одного известного ученого прошлого столетия. Математики, которые прочитали наш материал, стали обсуждать достижения школьника и в результате нашли еще несколько контрпримеров.
Как меняется сам формат научной новости? Можно ли говорить вообще о научных новостях или это больше истории?
Недавно научных новостей не существовало в принципе. Так, меня поразила история про китов, которые единственные среди других китообразных общаются между собой на определенных частотах, которые другими китами не используются. В российских социальных сетях эта «новость» была опубликована в 2015 году, но впервые она появилась в американском издании в 1980 году. Затем она появлялась в медиа в 1990-х годах, затем в нулевых. Это такой типичный пример научной новости прошлого. И это очень отличается от того, что мы привыкли понимать под новостью. Мы не можем себе представить, чтобы какая-то политическая или экономическая новость была актуальна даже через пару дней, что уж говорить о годах. Сейчас мы пытаемся привести научные новости к привычному людям формату. Есть событие, например, какое-то открытие, научный эксперимент, теоретические результаты, и это событие привязано к определенному времени, например, к выходу пресс-релиза вуза или публикации в научном журнале. Через какое-то время это событие будет уже не актуально.
Что касается самого формата новостей, то здесь мы экспериментировали, пробовали разные варианты. Сейчас наши новости – это достаточно большой по объему текст, в котором, кроме детального описания события, идеи, научных результатов, мы все-таки даем контекст: почему то, о чем мы пишем, важно, что происходило в научном мире до этого, что происходит в этой области сейчас.
Экономические, политические новости люди воспринимают как подсказку для принятия решений. Можно ли сказать то же самое о научных новостях?
Я думаю, люди используют научные новости немного иначе, и это зависит от того, кто их читает. Есть ученые, которым необходимо быть в курсе научных событий, есть студенты, которые пользуются научно-популярными изданиями при подготовке курсовых и дипломов. Другим же людям мы даем возможность наблюдать за происходящим научным прогрессом, увлекаться наукой, может быть, научной журналистикой.
На конференции Baltic Weekend вы говорили о необходимости привлекать общество обсуждать этические проблемы, возникающие в текущей технологической реальности. Но насколько общество может быть экспертом в таких вопросах?
Нам важно обсудить будущие проблемы, связанные с внедрением высоких технологий как раз именно на бытовом уровне. Что людям комфортно, а что нет? Важно заметить и обозначить происходящие изменения, потому что мы их не осознаем. Например, мы не замечаем, когда переписываемся в мессенджерах, что мы в интернете. Наше поведение в реальной жизни и в цифровой очень разное, и, например, моя физическая и цифровая личности с одними и теми же людьми иногда общаются по-разному. Очень много сегодня есть вопросов, которые необходимо обсудить. Ведь в какой-то момент в отношении этих вопросов будут приняты законы, и они должны укладываться в рамки устоявшихся практик, а не ломать привычки людей.
А не замкнутся ли такие обсуждения в узкой группе ученых и популяризаторов науки?
Когда мы начали готовить наш проект «Новая этика», в котором мы как раз будем обсуждать высокотехнологичное будущее и связанные с ним проблемы, и начали собирать редакцию для него, то оказалось, что все сотрудники редакции постоянно слышат в метро, в маршрутках, в электричках, как другие люди обсуждают эти самые вопросы новой этики. При этом люди обсуждают это не с позиции, что «ах, какой это любопытный этический вопрос!», а именно с практической точки зрения. Например, если человек лайкает ваши фотографии двухмесячной давности в Instagram, что это значит? Если ваш недруг комментирует фотографии вашего мужа? Как вам к этому относиться? Должна ли приватная информация быть доступна спецслужбам в целях антитеррористической безопасности? А как же личная переписка? Где граница личного пространства, насколько она сдвинулась? Для одних людей изменения, которые происходят в связи с высокими технологиями, уже норма, а для других они все еще дикие и непривычные. Поэтому здесь важно еще понять: а до сих пор ли общество разговаривает на одном языке? Насколько мы становимся разными? Поэтому привлечение общественности необходимо, чтобы формулировать задачи и проблемы, а также централизованно их обсуждать.
