Наш бренд — наука

Некоммерческое общество с ограниченной ответственностью «Наука в диалоге» (Wissenschaft im Dialog) было создано в Германии в 1999 году. Партнерами и членами общества являются национальные и региональные немецкие академические общества и ряд научных фондов. Основная цель некоммерческого партнерства — содействовать развитию научной коммуникации в Германии. С техническим директором общества Маркусом Вайскопфом (Markus Weisskopf) о целях и формах работы WiD поговорил Егор Задереев, приглашенный преподаватель Центра научной коммуникации Университета ИТМО и руководитель группы научных коммуникаций Красноярского научного центра.

Что вы вкладываете в понятие научная коммуникация?

Непростой вопрос. В своей работе мы учитываем весь спектр коммуникаций. Во-первых, это институциональные активности, то, чем занимаются пресс-службы университетов и больших исследовательских организаций. К научной коммуникации как отдельной сфере также относится и научная журналистика. Третий игрок — это научные коммуникаторы, не привязанные к организациям, например, блогеры. Количество таких коммуникаторов в последнее время растет.

Для нашей организации главным полем деятельности остается корпоративная коммуникация. В этой области тоже наблюдается огромный рост. Если десять лет назад в университете за подобные активности отвечал один пресс-секретарь, то сейчас этим может заниматься служба из нескольких десятков людей. Правда, мы наблюдаем интересный тренд. В их сферу ответственности попадают взаимодействие с выпускниками, подбор персонала, активность в социальных сетях, которые можно считать инструментами внутренних коммуникаций. То есть ответственность непосредственно за научные коммуникации размывается.

В чем причина взрывного роста корпоративных научных коммуникаций?

В основном это произошло из-за внешних факторов. Одна из основных причин — падение интереса к обучению в области STEM (Science, Technology, Engineering, Mathematics). Университеты были вынуждены что-то делать, чтобы поднять интерес общества к науке. К другим факторам можно отнести широкие дискуссии вокруг таких противоречивых вопросов, как генетические модификации или вакцинация. Сегодня многие относятся к науке достаточно скептично. По этой причине в фокус внимания научной коммуникации попадает не только молодежь, но и взрослая аудитория. Наука влияет практически на все сферы жизни. Мы живем в демократическом обществе, в котором крайней важно, чтобы решения, которые люди принимают и на индивидуальном уровне, и на уровне общества, были рациональными. Мне кажется, это часть нашей демократичной жизни, и научные институты стали понимать свою ответственность перед обществом.

Все-таки основной стимул был сверху, грубо говоря министерство решило, что мы должны транслировать эти ценности обществу или движение происходило снизу?

Трудно сказать. Университеты обычно тесно интегрированы в жизнь местных сообществ. Мне кажется, они должны отвечать на запросы от общества намного быстрее, чем исследовательские институты. Безусловно, политики и чиновники тоже чувствуют общественные настроения. Они обязаны реагировать на то, что волнует людей. Так что это была смесь стимулов снизу и сверху.

Вы упомянули быстро растущий сектор независимых коммуникаторов. Они тоже партнеры вашей организации?

Наш статус таков, что членами могут быть только организации. Среди наших партнеров — семнадцать крупных научных обществ и фондов уровня Общества научных исследований имени Маска Планка, Объединения немецких научно-исследовательских центров имени Гельмгольца. Независимые коммуникаторы формально не являются нашими членами. Они часть сети наших партнеров, с которыми мы сотрудничаем.

Я правильно понимаю, что общество существует за счет денежных взносов от крупных партнеров?

Да, они внесли первоначальный капитал и платят ежегодные взносы. Эти поступления составляют примерно одну пятую нашего бюджета. Остальное мы зарабатываем за счет проектов: как государственных, так и от фондов. С помощью этих денег мы поддерживаем различные активности, в том числе направленные на независимых коммуникаторов. Мы либо сами занимаемся научной коммуникацией, либо создаем условия, чтобы поддержать других. В том числе продвигаем научную коммуникацию: проводим форумы коммуникаторов и стимулируем обмен опытом.

Что для вас является целью, чего вы хотите добиться?

Мне трудно передать это на английском. Люди должны понимать, как устроена наука. Я говорю не о вере в науку без критического подхода. Люди должны знать, как делается наука, как они могут оценить ее результаты, должны быть уверены в существовании неопределенностей. Мне кажется, какой-то базовый уровень понимания как работает наука должен быть у всех.

Если люди будут понимать, как устроена наука, что случится с обществом?

Я думаю, это изменит общественный дискурс. Люди будут более критичны, причем они даже могут быть критичны по отношению к науке — это нормально. Если мы посмотрим на развитие различных медиа, то увидим, что количество информации выросло в разы. Наука и научные методы — хороший способ ранжировать новую информацию.

Я здесь вижу проблему. Наука становится все более и более сложной. Мы знаем примеры, когда хороший ученый в одной области абсолютно некомпетентен в другой. Социолог может верить в полную глупость в области физики, физик может быть приверженцам теорий заговора и конспирологии. Если даже ученые не всегда достаточно критичны, как мы можем ожидать от общества высокого уровня критичности по поводу такого разнообразия вопросов?

Согласен. Но каждый должен делать свою работу. Возможно, многие работающие в науке недостаточно критичны. Иногда, например, не все сильны в статистике. В целом это большая проблема современного образования. Если исследовательские организации и университеты будут делать свою «домашнюю работу», то все может измениться. Сегодня около 50% населения в Германии получают высшее образование. Будет здорово если во время обучения они освоят основы критического мышления.

Наша организация — это всего лишь ассоциация с бюджетом 5 миллиона евро в год. Это достаточно много для общественной организации, но не так много для страны с населением 80 миллионов человек. Поэтому мы не только сами занимаемся научной коммуникацией, но и создаем условия для других. Одна из наших задач — показать успешные примеры. Мы смотрим на то, что происходит в этой области, оцениваем эффективность, и затем передаем знания сообществу.

Каковы критерии эффективности научной коммуникации?

Например, мы оцениваем стали ли люди лучше понимать вклад науки в их жизнь. Для этого мы проводим различные опросы. Мы стараемся делать небольшие исследования по всем нашим крупным долгосрочным проектам. Оценивать эффективность маленьких проектов практически невозможно. У университетов и других участников рынка научной коммуникации обычно нет денег на такую оценку. Мы этим занимаемся и передаем знания другим участникам.

На основе выполненных оценок эффективности вы можете привести примеры успешных подходов? Или это всегда специфично и универсальные рекомендации выдать невозможно.

Действительно, советы могут быть только самые общие. Например, мы оценивали эффективность инструментов для выстраивания диалога с обществом: эти были и научные кафе, и лекции, и дискуссии, и дебаты. В целом обычная лекция со сцены будет менее эффективной, чем дискуссия с голосованием. Потому что во втором случае люди больше вовлечены в предмет дискуссии. Я могу сказать, что не стоит вести дебаты по вопросам, которые не имеют противоречий. Для проведения дебатов вы должны выбрать профессионального модератора, разбирающегося именно в этом вопросе. Если вам нужно выйти на молодежную аудиторию, вы должны использовать социальные сети и, возможно, маркетинговую стратегию. Обычно на вечерние дискуссии даже по актуальным проблемам приходят уже достаточно возрастная аудитория.

Когда мы оцениваем эффективность, нужно всегда помнить, что у разных участников процесса коммуникации могут быть разные цели и интересы. Мы достигаем наших целей с помощью одних форматов, но у других организаций могут быть и другие цели, поэтому стратегии могут различаться.

Как вы достигаете баланса между публичными и корпоративными целями? У университета или организации основная цель — это повысить узнаваемость бренда или продвинуть свою организацию. В каком-то смысле их индикаторы успеха отличаются от ваших.

В наши цели не входит задача коммуникации бренда. Наш бренд — наука. Я знаю, что многие организации рассматривают продвижение бренда как важную задачу. Но, честно говоря, если мы говорим о каком-то общем уровне восприятия науки, то люди не обращают внимания на бренды. Чаще всего им не важно, связано ли конкретное исследование или дискуссия с университетом Х или Y, институтом общества Макса Планка или объединения Гельмгольца. Я бы сказал, что 95% населения Германии знает про местный университет, парочку крупных университетов и, возможно, про общество Макса Планка в целом, как крупную научную сеть.

Наша цель — коммуникация ценности науки самой по себе. Потому что с точки зрения долгосрочных последствий это поможет всем нам. Мы должны быть уверены, что через десять лет заметность науки в обществе, ее поддержка со стороны политиков будут как минимум не хуже, чем сейчас.

В России научной коммуникацией активно занимаются многие промышленные корпорации. Можно сказать, что они входят в число основных движущих сил, которые способствуют ее развитию. Зачастую для крупного бизнеса научные коммуникации и образ науки — это позитивная повестка, близость к которой работает на повышение репутации и доверия к бренду. Насколько активны эти игроки в Германии?

В Германии в целом ситуация схожая. Многие компании занимаются научными коммуникациями. Их основная аудитория — школьники. В целом это хорошо, но не нужно забывать про критический подход. Мы сотрудничаем с ними, но, например, когда дело доходит до дискуссий по противоречивым вопросам, стараемся избегать их присутствия. Например, на дискуссию по редактированию геномов вряд будут приглашены представители фирмы Байер. Они были бы крайне заинтересованы в участии, даже, возможно, выделили бы на это много денег, но мы не можем пригласить их. Самое главное, что наши партнеры говорят, что это недопустимо. Ситуация отличается, когда мы организуем конкурсы, например, на лучший видеоролик в YouTube. Здесь у конкурса может быть спонсор, в этом случае сотрудничество возможно. В целом мы стараемся избегать любых конфликтов интересов.

На самом деле вопрос достаточно сложный. Многие компании активно финансируют научные исследования, причем не только в своих подразделениях, но и в университетах. Те же самые университеты с радостью получают от них деньги на исследования, но не всегда считают этичным видеть их в качестве участников процесса научной коммуникации. Ситуация непростая.

Есть ли у вас конфликты между сообществом независимых коммуникаторов, которые могут не иметь отношения к науке, но занимаются ее продвижением, и учеными, которые считают первых недостаточно компетентными для того, чтобы рассказывать о науке?

Это происходит постоянно. Например, возьмем такой формат коммуникации, как Science Slam. Многие ученые считают, что это слишком популярно и далеко от науки. Однако Slam — довольно эффективный и успешный формат коммуникации. Сотни и даже тысячи людей приходят на слэмы в десятках городов Германии. Это одно из самых популярных в Германии научно-популярных событий. В целом качество у таких мероприятий высокое, ведь на сцене все равно выступают ученые.

Конечно, бывают ситуации, когда блогер в YouTube делает ролик о науке без достаточных знаний о предмете. Даже в этом случае просто критиковать его не самая лучшая стратегия. Мы стараемся помогать. Мы не только организуем конкурсы научно-популярных видео, но и проводим мероприятия, где ученые и блогеры могут встретиться. На самом деле помощь нужна не только блогерам. Ученые тоже нуждаются в услугах ютьюберов.

В своей работе вы стараетесь наладить мосты между наукой и независимыми коммуникаторами. А есть ли возможность у ученых повысить свои навыки в этой сфере, вы предлагаете им курсы эффективной коммуникации?

С 2010 года мы проводим летние школы для ученых. В 2012 году в Карлсруэ был создан Национальный институт научной коммуникации. Они предлагают широкий выбор таких курсов. Также в Карлсруэ вы можете получить степень в области научной коммуникации. Если говорить про ученых, то я считаю им достаточно коротких тренингов. Чтобы получить навыки общения со СМИ или познакомиться с основами работы в социальных сетях — двух-трех дней обучения достаточно. Я бы не сказал, что это умения, которым нужно долго учиться. Я считаю, что такие короткие тренинги должны быть в программе любого университета, например, во время обучения в аспирантуре. К сожалению, далеко не все университеты предлагают такие возможности. Если бы это было повсеместно — нам бы это очень сильно помогло в работе.

Не менее важно, чтобы развивалась система поощрений для ученых за научные коммуникации. Сейчас, особенно для молодых ученых, скорее работает система «наказаний». Многие, особенно среди ученых старшего возраста, считают, что общение с обществом отнимает время от основной научной работы. Если ученому не платят деньги или не вознаграждают каким-то другим формальным способом, у него не так много стимулов, чтобы заниматься коммуникацией. К сожалению, таких стимулов почти нет. Есть несколько премий в этой области, но их очень мало. Некоторые немецкий фонды, в частности крупнейший DFG, поощряют научную коммуникацию, но эти практики пока развиты недостаточно.

Как лично вы попали в научную коммуникацию?

Случайно. Изначально я получил образование в области политики и управления. Больше 10 лет назад у меня было небольшое консалтинговое агентство. В Германии есть конкурс городов науки и мне предложили подготовить заявку от города Констанц. Мне это направление для собственного развития показалось перспективным. Я как раз искал возможности для смены работы и решил, что научные коммуникации — интересная сфера. Судя по всему, я не ошибся.