Приглашенный преподаватель Центра научной коммуникации Университета ИТМО и руководитель группы научных коммуникаций Красноярского научного центра
Наука и искусство — через конфликт к новым смыслам
Перед тем как основать галерею STATE Кристиан Раух (Christian Rauch) защитил диссертацию по нанотехнологиям, был инициатором движения Science Slam в Финляндии, провел несколько фестивалей науки в Берлине и стал амбассадором премии в области искусственного интеллекта компании IBM. Сейчас STATE — это единый бренд для коммуникационного агентства, фестиваля науки и арт-пространства. Приглашенный преподаватель Центра научной коммуникации Университета ИТМО и руководитель группы научных коммуникаций Красноярского научного центра СО РАН Егор Задеерев поговорил с Кристианом о его мотивации и бизнес-модели проекта на стыке науки и искусства.
Давайте начнем с начала. Как получилось, что вы из физики ушли в искусство?
В свое время я как аспирант получил европейскую стипендию Марии Кюри, которая дает ученому достаточно много свободы. В лаборатории нанотехнологий финского Университета Аалто я занимался позитронной анигиляционной спектроскопией. Мы исследовали строение кристаллов. Как часто бывает в физике, это очень сложная тема и лишь несколько человек в моем окружении могли понять, чем я занимаюсь.
Еще когда я занимался диссертацией, меня посетила мысль, что мы делаем такие важные вещи, но там мало людей знает об этом. Мне захотелось как-то донести научные идеи до общества. Я стал думать, что есть хорошо разработанные форматы научной коммуникации для детской и для относительно возрастной аудитории. Но, как мне показалось, нет способов общения с молодой прослойкой интеллектуалов, людей из мира искусства. Тогда я стал думать, как совместить науку и сферу культуры.
Все началось с Science Slam, которым я занимался в Финляндии около двух лет. На самом деле это удивительная история. Сначала никто не хотел с нами работать, ученые выступали только под псевдонимами, они боялись осуждения со стороны коллег. Всего лишь через два года нашим главным партнером стала академия наук Финляндии, мы попали на национальное телевидение. Это был момент пробуждения для меня. Мне нужно было сделать выбор: поехать на стажировку после защиты диссертации или заняться новым делом с непредсказуемым результатом. Я решил вернуться в Берлин и попробовать себя в новой сфере.
Здесь я устроился на работу в исследовательский институт физики полупроводников. Им был нужен кто-то, кто создаст отдел по трансферу знаний и технологий. Мы заключили договор — я создаю такой отдел, а они помогают мне запустить собственную компанию. У меня было достаточно свободы, чтобы экспериментировать с новыми подходами. Мы устанавливали инсталляции на площадях и улицах Берлина, устраивали хакатоны, на которые приглашали дизайнеров и ученых, использовали разные, порой неожиданные форматы, чтобы рассказывать о фундаментальных вещах. Через два года я ушел из института и создал собственную компанию. Наша деятельность началась с art&science фестиваля в 2014 году. В целом фестиваль — это хороший формат, чтобы заявить о себе. Основным партнером стал академический институт, нашлось несколько частных спонсоров и большое количество волонтеров. Фестиваль прошел успешно.
Что вы понимаете под успешностью? Речь идет о большом количестве посетителей или есть какие-то другие критерии?
Фестиваль шел четыре дня, его посетило около 4 000 участников. Это был не традиционный фестиваль науки для школьников, во время которого вы показываете им простые научные опыты. Нашей целью было привлечь молодежь в возрасте 20−25 лет, тех кто обычно ходит по клубам, галереям, музеям, слушает модных диджеев, занимается дизайном, начинает собственный бизнес. В этом мы преуспели.
Тогда в моде были заброшенные фабрики. Мы выбрали одну из таких фабрик, в которой сейчас ночной клуб. Во время первого фестиваля все активности были в одном месте. У второго фестиваля, который прошел в 2016 году, уже было 15 площадок по городу. Мы совместили его с неделей науки в Берлине, провели за несколько дней до статусной конференции Falling Walls. Это было сделано специально, чтобы встроиться в глобальный контекст. В этот раз у нас в партнерах уже была Берлинская академия наук.
Концепция фестиваля осталась прежней, с точки зрения целевой аудитории и содержания?
Да, мы не меняли концепцию. Она осталась прежней для фестиваля, и она точно такая же и для нашей галереи — это «модное» место. Каждый раз фестиваль придерживается какой-то одной темы, последний раз это было «время». В программе были выставочные пространства, научные дискуссии, показы фильмов, музыкальные представления в ночных клубах. Среди прочего такой фестиваль — отличная возможность организовать встречу молодых ученых и художников или дизайнеров, людей близкого возраста, но из разных сфер жизни.
Насколько активны ученые в таких фестивалях?
Достаточно активны, особенно молодые, те, кто недавно защитил диссертацию. Многие из них понимают, что в современном мире для успеха, в том числе и в науке, нужны новые навыки, которые раньше не были востребованы.
История с фестивалем понятна. Но как возникла галерея, в котором мы находимся?
Фестиваль нельзя назвать бизнес-моделью. Это разовое мероприятие. Но он вызвал большой интерес. Научные организации стали спрашивать, могу ли я сделать какие-то конкретные проекты для них. Я начал делать мастер-классы, проводить вечерние мероприятия. Но хотелось чего-то постоянного. Как раз в это время меня пригласили в США. Там я познакомился с людьми, которые были готовы мне помочь. Я провел примерно полгода в Калифорнии, где вместе с двумя инвесторами занимался разработкой бизнес-модели. В результате мы организовали месячную галерейную экспозицию на тему искусственного интеллекта в центре Лос-Анжелеса, которая стала прототипом моей галереи в Берлине. Мне стало понятно, как такая модель может работать.
Основная идея — создать пространство, что-то среднее между научным музеем, художественной галереей и мастерской, в котором научные партнеры смогут легко взаимодействовать с культурной аудиторией. В нашем пространстве мы можем одновременно разместить до 6 временных экспозиций. Сейчас основные партнеры — это немецкие научные общества Гельмогольца, Макс Планка, Фраунгофера и другие. Мы берем научные идеи и заказы у институтов и делаем их понятными для художников. После того как арт проект готов, он выставляется в галерее на несколько месяцев. Для каждой выбранной темы мы придумываем концепцию. Рассказываем о научной основе проекта, что и зачем делают ученые, о самом произведении искусства, которое получилось на основе этой научной темы. Посетители галереи заполняют анкеты, чтобы наши заказчики могли получить обратную связь. В конце выставочного периода мы предоставляем своеобразный отчет, информацию о том, как конкретная научная тема воспринимается обществом. Если у организации есть желание разобраться глубже, мы можем организовать специальные встречи или дискуссии на эту тему. Это пространство, в которое можно пригласить людей для самых разных активностей. Ученые здесь могут выйти на аудитории, которые обычно им не доступны.
Что происходит с арт-объектами после выставки?
Очень важно, и это одна из наших главных задач, как посредника между наукой и искусством, жестко соблюдать правила. Мы заключаем контракт со всеми партнерами. У художника остаются исключительные права на произведение искусства, а научная организация имеет права на показ и использование произведения в своих целях. Например, совсем недавно мы реализовали очень успешный проект о технологии геномного редактирования CRISPR/Cas, про который написали даже в Nature.
Сейчас этот арт-проект путешествует по миру. Центр молекулярной медицины им. Макса Дельбрюка, который был заказчиком работы, использует его в своих целях, отправляет своим партнерам в разные страны, где ведутся схожие исследования. Создавшая его художница до сих пор владеет правами на саму работу. Она на самом деле счастлива, что проект путешествует, участвует в фестивалях науки. Мы, конечно, стараемся продвигать свои работы. Когда такая экспозиция путешествует по миру, она одновременно является инструментом коммуникации для конкретного института, ведь это он был заказчиком. При таком раскладе выигрывают все.
Я правильно понимаю, что ваша бизнес-модель основана на том, что вы получаете деньги от исследовательского института или какого-то другого заказчика под конкретные проекты?
Да, речь идет о проектах разного масштаба. На сегодня наш самый крупный проект — это трехгодичный исследовательский грант, который финансирует федеральное министерство науки и образования. Все, что мы делаем, так или иначе сфокусировано вокруг одной задачи: как искусство и дизайн могут помочь диалогу между наукой и обществом. Если говорить про упомянутый проект от министерства, то в нем наши партнеры — это художественные университеты, ассоциация Фраунгофера и несколько частных компаний. Первый год вместе с университетами мы делали дизайнерские прототипы и инсталляции на тему биотехнологий. Сейчас, на второй год реализации проекта, мы ездим по Германии, организуем короткие выставки и дискуссии на тему биотехнологий. В следующем году организуем большой фестиваль науки на эту же тему. Это пример большого проекта.
Малые проекты бывают самые разные. Вот, например, результат сотрудничества с небольшой биотехнологической компанией, которая делает фильтры для очистки воздуха. Они используют для этих целей водоросли. Устройство представляет собой небольшую панель, заполненную водой, через которую проходит воздух, и живые одноклеточные водоросли очищают его. Мы предложили создать огромную живую панель, которая сама по себе будем смотреться как произведение искусства. Для компании это стало непростой задачей, по сути, им пришлось масштабировать свой проект. В результате работа по созданию арт-объекта стала еще и небольшим техническим вызовом, который, вполне возможно, будет им полезен в дальнейшем.
Также, за небольшой взнос организация может использовать нашу галерею для различных мероприятий. Как вы видите, здесь оригинальный дизайн, вокруг предметы искусства. Мы создали пространство, где наука будет выглядеть стильно и современно. В тоже время мы не можем просто продавать площади, мы должны думать, как встроить науку в культурный контекст, так чтобы это было понятно ученым и интересно публике.
В связи с этим у меня вопрос. У художников могут быть свои, довольно странные для ученого представления о том, что такое наука. Как к этому относятся ученые? Какой будет реакция классического физика или химика на идеи современного художника? И как вам удается найти общий язык?
Поиск общей точки зрения между ними — всегда борьба. Это нормально. Но это интересная борьба. Собственно говоря, мы этого и хотим. Дело в том, что когда встречаются ученый и художник, то чаще всего точка зрения одного их них абсолютно непонятна и чужда для другого. Также у них другие представления об иерархии. Для художника абсолютно не важен статус или какие-то достижения ученого, они не важны для его системы ценностей. То же самое можно сказать про отношение ученых к художникам. В начале они находятся в состоянии конфликта. Но через эту конфронтацию приходят к чему-то общему и новому. Главное — управлять этим процессом, стимулировать обмен идеями и мнениями.
Как долго занимает этот процесс?
Для уже упомянутого проекта в области CRISPR/Cas у нас было три месяца непосредственно на создание произведения искусства, а весь проект длился около года. Сначала вместе с исследовательским институтом мы определили тему проекта и сформулировали, что они хотят получить на выходе. Затем мы объявили международный конкурс предложений. Около месяца мы собирали заявки, они пришли со всего мира, из России, кстати, тоже были. Затем составили шорт-лист из пяти художников, провели вместе с заказчиком однодневную сессию и выбрали победителя. Им стала финская художница, которая сейчас живет в Берлине Эмилиа Тикка (Emilia Tikka). Первая же встреча с представителями института началась с конфликта. Первая реакция ученых: мы не можем этого делать. В концепции было много спекуляций о будущем этих технологий, ученые же не хотели делать прогнозов. Было много дебатов, но результат оказался превосходным.
Берлин, в целом, культурная столица. У вас есть доступ к огромному количеству художников и дизайнеров. Как вы думаете, концепция такого арт-пространства может быть реализована в другом месте или этот проект подходит только для Берлина?
Схожий подход был реализован нами в Лос-Анжелесе. Собственно говоря, с этого мы начинали. Во-первых, требуется город определенного размера, с живой культурной средой. В целом здесь нет ничего оригинального. Идея временных выставок довольно стандартная. Хороший пример — научная галерея в Дублине. Они стали центром целого сообщества подобных галерей по всему миру.
Есть много маленьких художественных галерей, которые сфокусированы на науке как теме для экспозиций. Но их возможности погрузиться в науку и быть достаточно корректными ограничены. Чаще всего они принадлежат миру искусства и в этом смысле легко относятся к научной строгости. С моей точки зрения иногда такие проекты слишком поверхностны. Мы придерживаемся другого подхода — глубоко погружаемся в науку, но при этом открыты миру искусства.
Мы разговариваем в галерее в разгар рабочего дня, а помещение пустое. Как вы приводите сюда людей?
Важны мероприятия. На самом деле мы открылись только в ноябре. До этого мы проводили мероприятия или выставки в разных местах. Помещение и студия полностью поменяли нашу бизнес-модель. Люди могут прийти сюда, потрогать экспонаты, что-то сделать сами. С точки зрения мероприятий мы планируем проводить как минимум одно каждую неделю. Один из наших партнеров — ассоциация «Наука в диалоге», они входят в наш консультативный совет и тоже могут проводить здесь свои мероприятия. Как известная в сфере научной коммуникации организация они помогают нам наладить контакты с учеными и в целом поддерживают проект. Чтобы увеличить количество посетителей, мы планируем взаимодействовать со школами и университетами. Кроме того, мы ориентируемся на туристов, у нас англоязычный сайт, все экспозиции на двух языках. Правда здесь тоже есть небольшие проблемы, часто мы видим, как приходят люди из соседних районов, и они не всегда довольны, что мы ориентированы на англоязычную аудиторию.
Как вы думаете, у вас получится совместить две этих аудитории. Узкий культурный слой эстетов и простых обывателей, условных жителей соседних домов.
Думаю, да. Мы стараемся работать с темами, которые волнуют людей. Например, вопросы новых технологий, которые оказывают огромное влияние на общество. Практически каждый что-то слышал об этом. Люди начинают беспокоиться об этих вопросах, приходят сюда, а здесь у них есть возможность высказать свое мнение. Многим важно, что мы воспринимаем их всерьез, даем возможность высказаться на актуальную тему.
Мы выбирали это место с точки зрения его расположения. Оно находится на пересечении нескольких улиц, вокруг много пространства, стеклянные стены — мы как будто открыты городу. На самом деле отсюда начинается самая известная галерейная улица Берлина. Рядом находится университет искусств. Это очень открытое для публики место. С другой стороны, для нас важна аудитория лидеров мнений — тех, кто активно взаимодействует с миром. Как только они заинтересовались чем-то, многие следуют за ними.
Лично для меня всегда сложно решить, что же такое искусство. Насколько я понимаю, изначально вы тоже физик. Как вы думаете, в таком формате можно произвести настоящее произведение искусства, то что останется в веках. Ваши проекты актуальны только здесь и сейчас или что-то останется в музеях и будет актуально через сотни лет?
Сложный вопрос. Наша цель состоит в том, чтобы ученый и художник встретились для решения общей задачи. Это конкретные проекты, нацеленные на взаимодействие и воздействие на широкую аудиторию по актуальным вопросам современных технологий или спорных точек зрения. Наши проекты — это не чистое искусство, когда художник может просто сказать «я так вижу», отказаться отвечать на вопросы и сделать что-то непонятное. Наша задача — побудить людей к диалогу и обсуждению конкретных проблем. У нас есть общие цели и наши арт-объекты в каком-то смысле специальным образом заточены на взаимодействие с публикой, они не задумываются для рынка искусства. Конечно, какие-то результаты такого взаимодействия могут стать предметами искусства, но изначально мы не ставим таких целей.
Я уже говорил про трехлетний проект, который финансирует Министерством науки. Это исследование возможности использовать дизайн и искусство для выстраивания диалога между наукой и обществом. Наши проекты можно рассматривать как коммуникационный инструмент. Но это не значит, что художник приходит к нам и предоставляет свои услуги, чтобы послужить целям науки. Скорее и наука, и искусство встречаются у нас, чтобы произвести что-то новое, что будет актуально для многих.
На самом деле это важный момент. Среди художников есть определенные опасения, что их могут просто использовать, например, как инструмент научной коммуникации. Они не хотят этого. Поэтому нужно ко всем относиться серьезно. Мы говорим: «Смотрите, есть тема генетических манипуляций, никто не знает к чему это приведет в будущем, как это повлияет на общество, присоединяйтесь к нам, чтобы внести свой вклад в эту дискуссию и произвести вместе с учеными то, что может повлиять на людей». Это не просто требование — сделайте для нас красивую визуализацию нашей работы.
Хорошо. Они не просто поставщики услуг. Но для художников деньги тоже имеют значение. За эти проекты им платят. Может быть, для кого-то это нормально — просто произвести услугу. Насколько они вовлечены в процесс?
В целом все наши проекты очень прозрачные. Условия прописаны. У художника есть обязанности, он должен произвести продукт. Они не могут быть здесь просто свободными художниками. Если они пришли сюда, они работают вместе с учеными и на выходе есть определенный результат. И все делается с конкретной целой — стимулировать общество на дискуссию. Мы говорим не про свободное искусство. Но даже в этом случае проект может быть сделан с вовлечением всех участников и уважением их точки зрения. Но вся работа делается для достижения конкретной цели. Не для всех это подходит. Есть художники, которые не хотят объяснять результат своего труда, им не интересен научный контекст. Это не наша история — здесь у произведения искусства должно быть понятное объяснение.
Что вы думаете о будущем своей галереи.
Я достаточно оптимистичен. Сейчас мы достаточно заметны. Про наш проект написали в Nature. С одной стороны, к нам обращаются с заказами научные институты. С другой, есть интерес со стороны художественного сообщества. Важно помнить, что мы работаем с темами, которые актуальны для общества, но за них отвечает наука. У научных институтов есть общественные деньги, которые они должны тратить на выстраивание диалога с обществом. Наша задача — помочь им выстроить такой диалог.