Я сформулировал для себя некое определение Art&Science, причем достаточно формальное. Это область современного искусства, представители которого используют концептуальные основания, научно-исследовательские наработки, методики и новейшие технологии для создания своих произведений. Я определяю эту область как часть современного искусства, но к этой теме можно подойти и с другой стороны — тогда Art&Science будет чем-то третьим. Я уверен, что за этой третьей ипостасью будущее, и она лишь отчасти будет перекрывать область искусства и научно-технические практики.
Между живым и неживым
Под научными технологиями я понимаю некую триаду: это, в первую очередь, робототехника, информационные технологии и биомедицинские практики. Видеоарт или симулятивные практики в эту сферу попадают в меньшей степени: скажем, они носят технический и прикладной характер. Видеоинтерпретация не является сущностной при представлении тех или иных проектов. Область художественного эксперимента на территории науки достаточно широка: многие авторы используют совсем не традиционные для искусства методы, инструменты и идеи. Они превращают сами методы исследований и научный контекст в художественные проекты, в центре внимания которых находится проблематика живого и неживого, естественных и смоделированных объектов, а также биологического существа. Средством художественного сообщения в этих произведениях служит живая и жизнеподобная материя. Это сочетание свойств живого организма и технически воспроизводимого изделия.
Сегодня технологии гибридизации разрабатываются в диапазоне от IT до инженерии стволовых клеток и нейронауки. Это тот инструментарий, который предлагается к использованию в художественных проектах в Art&Science. Актуальность этого направления обеспечена двумя долгосрочными трендами — информационным и биоинженерным. Эволюционный потенциал, который заложен во втором тренде, имеет огромный потенциал и обеспечивает отрыв человека не только от присущих ему изначально биологических свойств, но и приобретения странных свойств нечеловеческого характера. Оба тренда, надо заметить, в равной степени являются катастрофическими в том смысле, что с позиции обыденного сознания они несут системную новизну, которая несовместима с реалиями вчерашнего дня. Неважно, говорим ли мы о состоянии государства и экономики, общества, культуры и человека — здесь важно все. Именно поэтому в смешении науки и искусства появляются произведения, которые получены при помощи биомедицинских и информационных технологий.
Искусство по определению работает с метафорами. Art&Science усложняет и уплотняет метафоры за счет обеспечения физического носителя художественной информации метаболическими характеристиками. Это свойство роста, репродуктивности, автосохранения, изменчивости. Мы оказываемся в странной ситуации: произведения искусства, которые обладают возможностью расти, изменяться, воспроизводиться, для нас необычны, они в корне изменяют наше представление о системе искусства. Любой живой или полуживой артефакт в музее потребует не только присмотра, но и ухода за собой. И мы понимаем, что имеющиеся художественные системы хранения и презентации произведений искусства тотально не приспособлены для подобной художественной продукции.
Крысиный «квадрат»
Одна из очень значимых работ, которая стала классикой Art&Science. Это совместный проект коллектива американских нейробиологов и австралийской группы художников. Его суть сводилась к коммуникации между разными компонентами полуживого художника. Одна его часть — мультиэлектродная матрица, которая располагалась в лаборатории в Атланте. На этой матрице культивировались корковые нейроны эмбрионов крыс. Их нервная активность при помощи ПК и интернет-протокола в режиме реального времени сообщались механической руке, которая могла быть где угодно. Пластина с нейронами являла собой так называемый wetware. Это третья технологическая составляющая, субстрат. В итоге несколько тысяч крысиных нейронов передавались по интернету, заставляя руку писать картины в зависимости от поступающей на нейронную матрицу информации. Сначала художники использовали фотографии, которые пикселизовались, в зависимости от количества электродов. В Москве этому полуживому роботу-художнику предложили нарисовать черный квадрат Малевича.
Гегель для мозга
Другой пример полуживого агента — проект «Поджелудочная железа», который был представлен на выставке «Умри и обновись» в Польше. Это процессуальная скульптура, которая перерабатывает книги в глюкозу — универсальный источник энергии для клеток мозга. Принцип прост: книги измельчаются, замачиваются, прессуются, и в искусственной поджелудочной железе-биореакторе с помощью ферментов из волокна выделяется глюкоза. После очистки глюкоза подается в специально подготовленные специалистами университета Инсбрука мозговые клетки. Причем в питании мозговые клетки придерживаются строжайшей диеты: пища для мозга вырабатывается исключительно из «Феноменологии духа» Гегеля. Художник собирает издания этой книги много лет, и «кормит» свою инсталляцию только ею.
Хрюкающий агент
В рамках выставки «Полигон» в Санкт-Петербурге российская группа «Куда бегут собаки», представила распределенную псевдоголографическую речевую свинью. Этот диалоговый агент базируется на известной сказке о трех поросятах. Вы можете вступить с ними в диалог и спросить о чем угодно. Они отвечают текстами, представляющими собой микс из произведений Макклюэна, Кафки и Оруэлла. Увы, сфотографировать такую работу сложно. Зато Россия может поставлять своих речевых свиней и на экспорт.
