― Как вам вообще пришла идея анализировать сообщества антивакцинщиков? Это все потому, что тема очень популярна сейчас?
― Я увлекаюсь текстовым и статистическим анализом с помощью компьютерных методов: тематического моделирования LDA и линейной регрессии. Такие методы всегда требуют интересного объекта. Достаточно случайно я выбрал для изучения сообщества антивакцинации в социальной сети «ВКонтакте» и решил посмотреть, а существуют ли в принципе исследования подобных групп. Я обнаружил ряд западных исследований, причем с использованием именно той методологии, которой я занимался. Среди русских исследований я ничего не нашел.
Так что мой личный интерес состоит в том, что я люблю исследовать цифровые сообщества. Антивакцинационное движение при этом было совершенно не изученным сообществом, так что я видел в этом определенные перспективы. Причем, это было еще задолго до того, как появился коронавирус. Но уже тогда ВОЗ выпустила список 10 глобальных потенциальных угроз здоровью человечества — и отказ от вакцинации был одной из них. То есть это уже было актуальной темой, но с появлением коронавируса это стало трендом.
― А какие у вас были предпосылки, что именно вы собирались изучать?
― Моя идея была в том, чтобы непредвзято посмотреть на сообщества антипрививочников: что они обсуждают, что пишут в комментариях, какие темы популярны в их сообществе. Изначально у меня был чисто исследовательский, эмпирический интерес: я хотел проанализировать, как участники взаимодействуют между собой, какие нарративы внутри сообщества являются наиболее популярными и актуальными.
Но потом я начал погружаться в теоретические работы, искать концептуальную рамку для моего исследования. Нужно было понять, как подойти к предмету исследования с правильной позиции.
Массимиано Букки (Massimiano Bucchi) обозначил три модели научной коммуникации.
Первая — дефицитная модель. В ней научное сообщество просто доносит до людей определенные результаты исследований, а сами люди не принимают участие в научно-технической политике и не имеют возможности на нее как-то повлиять.
Вторая модель — это диалог. Она предполагает, что у людей будет возможность обсуждать некоторые научно-технические вопросы.
Третья модель ― участие. Здесь люди уже имеют возможность влиять на принимаемые решения. Например, как если бы люди могли принимать решения, какие вакцины будут включаться в списки обязательных. Как раз на примере вакцин подобная модель обнаруживает свои слабости – нам кажется абсурдным дать людям возможность принимать такие решения.
Тем не менее мне казалось важным подойти к сообществу антивакцинщиков именно с позиции диалога ― чтобы понять, как можно конструктивно с ними взаимодействовать. Потому что пока мы не исследуем эти сообщества эмпирически, мы можем только делать какие-то предположения о том, что в них обсуждается. И если мы захотим им объяснить, почему они не правы, то мы не сможем выстроить диалог, потому что мы не знаем, что с ними обсуждать. Мы будем думать, что их в сообществе обсуждаются исключительно медицинские мифы, например, что в прививках содержится ртуть или они вызывают аутизм. А окажется на самом деле, что медицинские мифы ― один из наименее популярных нарративов.
― Насколько вообще отличается движение антивакцинации в России и в других странах мира, в частности, в США? Со стороны кажется, что там это все гораздо масштабнее и весомее.
― В Америке есть небольшое политическое лобби антивакцинации. Во многом это связано с тем, что в США гораздо более развит политический плюрализм. Если есть что-то, за что люди готовы политически бороться, то сразу возникает возможность создания достаточно массового движения. У нас же такие каналы закрыты.
Тем не менее у российских антивакцинщиков тоже есть отдельные инициативные группы, например, «Иммунный ответ». Его участники выходят на акции, у них есть представители в правительстве, одним словом, это вполне такое начало политического действия.
Но у нас действительно это движение не такое массовое и заметное. Во-первых, потому что немного иначе устроена политическая система, а во-вторых, движение, обладающее политической силой, только зарождается, несмотря на то, что самая старая группа существует с 2010 года.
Денис Кваснюк. Фото из личного архива
― Во время исследования ваши представления об этом сообществе как-то изменились? Что для вас стало самой большой неожиданностью?
― То, что на самом деле обсуждение медицинских мифов ― это самый непопулярный нарратив в таких сообществах. Гораздо больше участники хотят обсуждать свои юридические и нормативные права. Одним из моих финальных выводов стало то, что в сообществах производится достаточно уникальное знание. В них собраны инструкции, как отстаивать право не вакцинированного ребенка поступить в школу или детский сад; на какие законодательные акты нужно ссылаться при общении с директором; как в принципе строить диалог, чтобы доказать свою правоту. Практически нигде больше подобные знания не найти.
Это приводит нас к тому, что по сути это сообщества обеспокоенных родителей, которые не хотят прививать своего ребенка, не готовы доверять его здоровье медицинской системе и заинтересованы в изучении своих гражданских свобод и возможностей.
Что, если мы не будем разбираться в причинах отказа людей от вакцин, а попробуем посмотреть, как они аргументируют свое право не вакцинироваться? Если мы попытаемся подобным образом с ними все обсудить, не вешая на них ярлыки и не обвиняя ни в чем, возможен более конструктивный диалог.
