Лауреат ITMO Fellowship & Professorship Константин Фурсов — о том, как развивать диалог науки и общества и какие форматы могут в этом помочь

— В разное время вы занимались разными направлениями исследований науки. Какая область интересует вас сейчас и почему?

— Я изучал социологию в НИУ ВШЭ и «Шанинке» (МВШСЭН), так что все ступени моего образования, начиная с бакалавриата и заканчивая аспирантурой, связаны с этой наукой. Началось все с экономической социологии, потом мой интерес сместился в область социологии образования и науки. После окончания университета и защиты диссертации я достаточно долго занимался статистикой науки, технологий и инноваций, а с 2021 года меня пригласили возглавить научное и образовательное направления в Политехническом музее.

Когда мне задают подобные вопросы, я отшучиваюсь, говоря, что наконец перешел от теории к практике. Сейчас в широком смысле я занимаюсь развитием форматов научной коммуникации. В моем понимании это включает в себя просветительскую деятельность, популяризацию науки, научное образование, выставочные проекты и самые разнообразные публичные форматы, с помощью которых можно разговаривать о науке. В этом смысле музей дает достаточно широкое поле для деятельности. На этом этапе своего жизненного пути я вижу себя скорее в роли просветителя и популяризатора науки.

— Почему вы решили присоединиться к команде Первого неклассического по программе ITMO Fellowship & Professorship?

— Мне показалось, что ITMO Fellowship & Professorship — это очень хорошая инициатива и возможность «повариться» в новой для меня академической среде: у университета очень интересная специализация в сфере технических наук. С другой стороны, в ИТМО самая сильная, на мой взгляд, магистратура по научной коммуникации в России, благодаря чему создается очень занимательный синтез. Насколько я знаю, в университете есть группы, работающие в сфере Art&Science, которые предлагают достаточно любопытный взгляд на то, как наука может разговаривать с обществом. Мне показалось, что это все создает уникальную среду для того, чтобы проверить гипотезы о том, как активная научная коммуникация влияет на доверие общества к науке. Моя заявка на конкурс была в сущности об этом и она отражает мой текущий исследовательский интерес.

Я подался на конкурс в конце прошлого года, мой проект одобрили в начале этого и вот уже несколько недель я плотно взаимодействую с командой Центра научной коммуникации ИТМО. Правда, мы знакомы уже достаточно давно: я неоднократно читал разные лекции для студентов и выступал с публичной лекцией прошлым летом в Новой Голландии.

— Чему будет посвящен ваш проект в Университете ИТМО?

— Я рассматриваю научную коммуникацию не только как практическую деятельность, которой я занимаюсь в музее, но и в каком-то смысле как исследовательский проект. Мне интересно, как выстраивается диалог науки и общества. Раньше я смотрел на это преимущественно через призму цифр, можно сказать, с высоты птичьего полета, а теперь мне хочется больше разобраться в микромеханике процесса: как разрабатываются форматы, какие каналы используются, как протекает коммуникация и, самое интересное, что происходит с участниками диалога.

Моя идеальная модель научной коммуникации выглядит примерно так: люди, интересующиеся наукой, приходят в исследовательскую лабораторию и не просто задают ученым вопросы, а участвуют в отдельных проектах, которые могли бы помочь ответить на общественный запрос. Сейчас это невозможно по многим причинам, но есть очень хорошие примеры такого взаимодействия. Речь в частности о научном волонтерстве или так называемой «гражданской науке», когда люди, не имеющие специальной подготовки, подключаются к научным исследованиям. Один из ярких проектов «Мороз» посвящен распространению борщевика. Вообще, это одно из любимых растений ученых, работающих с волонтерами. Они проводили с ним самые разные эксперименты, чтобы понять, как происходит процесс распространения и устойчиво ли растение к морозам. Зимой волонтеры убрали снежный покров с места произрастания борщевика, чтобы проморозить почву и корни. В результате ученые выяснили, что всё вымерзло и таким способом можно бороться с растением, а люди, поучаствовав в проекте, разобрались с причинами распространения и немного ограничили его ареал.

Похожих инициатив довольно много. Другой очень интересный проект — iNaturalist. На самом деле это самый крупный на сегодняшний день атлас флоры, который помогает изучать биологическое разнообразие планеты. Еще любопытная и, кстати, давняя инициатива такого рода — фенологическая сеть Русского географического общества. Наблюдения за сезонными изменениями в природе остаются, пожалуй, самым массовым источником информации о состоянии флоры и фауны.

Практики научного волонтерства известны довольно давно, но в последние десять лет оно постепенно превращается в движение глобального масштаба. На мой взгляд, это одна из самых любопытных форм взаимодействия науки и общества, когда люди, занимающиеся наукой, а также те, кто с ней не связан, объединяют усилия для  решения задач, которые важны и понятны обеим сторонам. В таком взаимодействии конституируется то, что в своей заявке (по условиям конкурса она была написана на английском) я назвал responsive science communication. Только вот перевод так и не придумал, поэтому объявляю конкурс.

Если коротко, идея в том, чтобы перейти от популярного представления результатов научных исследований и разработок к их рассмотрению в более широком социальном контексте и обсуждению, а также к настройке коммуникации с учетом потребностей общества. Вместе со студентами магистерской программы «Научная коммуникация» и научными сотрудниками лабораторий ИТМО нам предстоит спроектировать и апробировать разные форматы коммуникации и изучить, как вовлечение людей в такого рода активный процесс меняет их отношение к науке и повышает доверие к ней.

Здесь можно вспомнить коронакризис, который обрушился на нас несколько лет назад. Как бы люди ни относились к науке до этого, практически все сразу стали искать информацию о патогенах, вирусах, иммунитете и прививках. Интерес к научно-обоснованной информации возрос, и подскочило доверие к науке. В то же самое время, когда развернулась дискуссия о прививках и позже о низкой эффективности масок, мы наблюдали обратную ситуацию — люди снова стали сомневаться в науке. Это похоже на маятник, и мне интересно понять, как и какие коммуникационные форматы влияют на его движение и амплитуду.

— Какие еще проекты вы планируете развивать в ИТМО?

— Я пока в начале пути, но надеюсь, что он будет интересным. Сейчас с магистрантами мы обсуждаем музейные форматы научной коммуникации на примере Политехнического музея, а с аспирантами — макротренды развития науки: как устроена и работает статистика, какие закономерности она позволяет понять и какие есть плюсы и минусы в наукометрической оценке результатов исследований и разработок. Также я буду руководить магистерскими выпускными работами и планирую принятьу активное участие в развитии магистратуры по научной коммуникации.

В перспективе проведение общефакультетского курса для Института международного развития и партнерства по научной культуре и социологии академической жизни. Мы думаем о том, чтобы посмотреть на науку с разных сторон и выделить элементы, которые составляют ее социальную природу. В классической социологии научного знания разделяют эпистемологическую составляющую (она занимается критериями достоверности знания) и социальную (как организован процесс получения и утверждения достоверности знания). Мы хотим привнести культурный компонент, который позволит внимательнее посмотреть на правила, установки, этику ― как внутри профессионального сообщества, так и вне его границ.

Также я надеюсь, что через меня как проводника музейной культуры у нас получится сделать совместные проекты в области Art&Science. Сейчас коллеги из Центра научной коммуникации и Центра искусства и науки Университета ИТМО вошли в состав экспертного совета конкурса STArt, в рамках которого Политехнический музей предлагает участникам две номинации с разными альтернативными сценариями будущего как два сна о возможных событиях.

Первый мы условно назвали «Сон с роботом» — это полностью технологизированное и роботизированное будущее, в котором главенствует искусственный интеллект. Исследователям и художникам предлагается поискать ответ на вопрос, где в этом мире место человека. Второй сценарий ― «Робот под запретом» ― противоположный: представим, что человечество полностью откажется от сложных и автономных технологий. Что нас ожидает тогда?

Победители получат грант на реализацию своего замысла и помощь от экспертов музея и партнеров проекта с его воплощением, в том числе на базе одной из лабораторий ИТМО.

— В течение девяти лет вы работали в группе национальных экспертов по индикаторам науки и технологий организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В ней вы занимались обновлением международного стандарта по статистическому измерению исследований и разработок. Как вы сами считаете, как изменилась российская наука за это время?

— Первое, что мы видим, — российский научно-технический комплекс по-прежнему остается одним из крупнейших в мире. Мы входим в пятерку стран по численности занятых в сфере исследований и разработок и в десятку по расходам на науку.

Но несмотря на это, есть ряд заметных диспропорций. Во-первых, это касается источников финансирования. В России основным донором науки остается государство, и только примерно треть затрат покрывает бизнес. В большинстве стран мира ситуация обратная: основная опора — это бизнес, а государство финансирует долгосрочные и сложные проекты. Во-вторых, мы видим диспропорции в возрастной и квалификационной структуре научных кадров. В последние годы наука прирастала за счет молодых исследователей до 39 лет, при этом прослойка людей в возрасте от 40 до 59 лет, которые считаются самыми продуктивными учеными, сокращалась. Другими словами, у нас много представителей молодого и старшего поколения, а людей среднего возраста мало. Сегодня мы находимся в некоторой переходной точке, потому что мы вошли в демографическую яму и дальше приток молодых людей не только в науку, но и в другие отрасли приостановится. Поэтому важной задачей становится не только привлечение, но и удержание уже работающих людей и обеспечение им возможностей для карьерного роста.

Если посмотреть на соотношение затрат и результатов науки (уровень публикационной и патентной активности и международный трансфер технологий), мы увидим отставание от ведущих экономик мира. Несмотря на достаточно заметный рост, который продолжался минимум все прошлое десятилетие, наша страна еще не догнала глобальных лидеров. Это напоминает «Алису в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее». Но самый большой вызов, на мой взгляд, состоит в том, что у нас не отстроены механизмы перетока знаний из фундаментальных исследований в область экспериментальных разработок и далее в экономику.

— Как специалист по статистике какие практические рекомендации вы могли бы дать студентам ИТМО?

— Статистика — это неоднозначная дама. С одной стороны, это слепые цифры и факты, которые могут нравиться или не нравиться, но если на них смотреть с точки зрения динамики и структуры, они могут много о чем рассказать, как минимум, о генеральных тенденциях. Статистика — это якорь, за который можно зацепиться и чуть лучше понять, что происходит.

Я бы рекомендовал смотреть на официальные публикации и открытые данные, включая информацию, которую публикуют международные организации — ООН и ОЭСР. При этом важно обращаться не только к самим цифрам, но и к примечаниям о том, что это за показатели, как они формируются и анализировать эти данные. Например, НИУ ВШЭ регулярно выпускает сборники статистических индикаторов и экспресс-информации, которые позволяют при внимательном рассмотрении сделать много интересных наблюдений.