«Страх — это нормально». Как пандемия изменила психологию и обнажила старые проблемы

— Пандемия изменила многие сферы жизни, множество людей перешли на удаленку, изменились форматы оказания услуг. Как она отразилась на формате вашей работы?

Алия Грекова: Во время локдауна начал развиваться онлайн-формат. Сначала студентам было непривычно общаться дистанционно, но они быстро втянулись. И сейчас некоторые предпочитают не тратить время на поездки и очные консультации.

Елена Шарапановская: Во время локдауна мы вынуждены были сократить наши сеансы релаксации и медитации, так как соблюсти нужное расстояние в 1,5 метра и постоянно обрабатывать помещения было бы проблематично. Но сейчас, когда локдаун уже снят, мы наблюдаем интересную тенденцию — первокурсники сразу же после начала года записываются к нам на консультацию и релаксацию.

— Есть стереотип, что очная встреча с глазу на глаз эффективнее. Так ли это на самом деле? Как дистанционный формат влияет на характер оказания помощи?

А. Г.: Нет, эффективность такая же. Другой вопрос, что степень комфорта каждого человека варьируется. Очный разговор тет-а-тет для некоторых людей предпочтительнее, потому что так удается создать более интимное пространство. Но кто-то и онлайн чувствует себя достаточно комфортно.

Это зависит еще и от бытовых условий, в которых находится человек. Если у него есть комната, где ему никто не мешает, тогда онлайн общаться комфортно. А если такого пространства нет или нужно договориться с соседями, чтобы они вышли, например, из комнаты в общежитии на время сеанса, то общаться в кабинете психолога удобнее.

Е. Ш.: Дистанционный формат может усложнить работу психолога, поскольку ему сложнее видеть невербалику, язык тела, могут мешать помехи со связью. Кроме того, общению могут мешать посторонние люди ― но это не столько отвлекает психолога, сколько мешает самому посетителю. Например, когда все перешли на удаленку, мы специально договаривались с общежитиями, чтобы там выделяли отдельные комнаты, куда студенты могли бы прийти в определенное время и проконсультироваться.

Всегда остается проблема совместимости со специалистом. В силу разных причин можно провести не очень удачную консультацию даже очно. И с другой стороны, можно прекрасно проконсультировать онлайн. Мы не считаем дистанционный формат общения препятствием, хотя очный формат, конечно, привычнее и традиционнее.

— Изменились ли за время пандемии запросы у тех, кто обращается за помощью? С какими проблемами они к вам приходили?

А. Г.: В университете были люди, которые в вынужденном уединении находили больше плюсов, чем минусов, отмечали улучшение отношений с близкими. Но обращались и те, кто тяжело переносил нехватку личного пространства. Конечно, особенно сильно локдаун ударил по наиболее активным студентам, которые любят много гулять и общаться.

Е. Ш.: Также в самом начале пандемии за поддержкой обращались студенты, уехавшие по программам академической мобильности за границу. Они еще не успели обзавестись ни друзьями, ни знакомыми и фактически оказались заперты в комнате наедине с собой.

Долгое время мы считали, что пандемия не повлияла на изменение запросов. По крайней мере, студентов ― а мы работаем именно с ними. Но весной, когда локдаун закончился, мы заметили некоторые тенденции. Причем не только мы, но и, например, коллеги из Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и неврологии им. Бехтерева. Социальные катаклизмы сделали более заметными определенные особенности личности.

— Какие, например?

Е. Ш.: Молодые люди привыкли к экшену, к действию и избегают оставаться с собой наедине. Выйти из повседневного потока, посмотреть на жизнь, на себя, на то, чем ты занимаешься — для таких людей непривычно и страшно.

Психолог Елена Сапогова на июньском петербургском саммите психологов представила доклад «Метапатологии "ковидного" времени», посвященный тому, как изменились базовые экзистенциальные установки людей во время пандемии. Многое из сказанного мы отмечаем в своей практике.

Случился слом траектории мышления, смена ценностей, обнажились негативные явления, произошло «опрощение» себя. Необязательно сама пандемия стала причиной, но она оказалась катализатором. Допустим, мы все чаще сталкиваемся с тем, что люди хотят срочно получить желаемое. Или моментально избавиться от определенных чувств.

— Что вы имеете в виду?

А. Г.: Некоторые люди приходят и говорят: «Я не хочу это чувствовать», «Я не хочу этого хотеть» или «Я хочу, чтобы после разговора был определенный результат». Например, они не хотят волноваться перед устройством на работу или, придя в новый коллектив, желают сразу же чувствовать себя уверенно. Но ведь волноваться в подобных ситуациях абсолютно естественно.

Е. Ш.: Это похоже на желание маленького ребенка получить игрушку: просто я хочу этого именно сейчас и все. Возможно, это связано с тем, что мы живем в обществе потребления, в целом в спокойное и сытое время. В таких условиях люди расслабляются, привыкают, что все хорошо и делается само собой. Например, люди все больше оставляют определенные навыки мастеру: даже гвоздь забить. Зачем делать самому, когда можно вызвать специалиста? Так же и с походом к психологу. Зачем мне работать над собой, если я просто приду к психологу и он устранит досадную проблему. Возникает желание прийти и быстро убрать свою боль.

А. Г.: Но в жизни бывают разные ситуации ― иногда боль нужно испытать и прожить. Если вы живой человек, то в любом случае будете переживать по поводу определенных ситуаций ― это абсолютно нормально.

— Выходит, что после пандемии люди хотят избежать даже малейшего дискомфорта?

Е. Ш.: Да, выходит, что человек хочет обратиться к кому-то другому ― например, к психологу, чтобы тот быстро избавил его от ненужных чувств и переживаний.

Нет чувств хороших и плохих. Они лишь показывают, что с нами. Нельзя навсегда избавить человека от боли, страха, злости и любых других чувств. Каждое из них необходимо ― в том числе и для защиты человека.

Мы не можем находиться в искусственной беспроблемной среде. А если бы вдруг смогли, то, выпав из нее и столкнувшись с настоящими трудностями, мы оказались бы не приспособленными к жизни. Есть много молодых людей, которые, как им кажется, могут, например, спокойно смотреть фильмов ужасов. Но потом случается маленькое, незаметное происшествие ― допустим, начальник накричал на работе ― и оно повергает в шок. Причем настолько, что человеку приходится лечиться медикаментозными средствами. Нужно быть способным переносить события своей жизни, то есть собственно саму жизнь.

— Есть исследования, в которых говорится, что у переболевших коронавирусом могут наблюдаться психиатрические последствия: депрессия, тревожность. К вам обращались с такими проблемами?

Е. Ш.: Надо сделать поправку на то, что к нам массово обращаются молодые люди. Может быть, у специалистов, которые работают с другой возрастной группой, иная статистика. Переболевшие сотрудники говорят об определенных длительных последствиях: когнитивных нарушениях и в целом проблемах с самочувствием. Но именно с депрессией после ковида к нам массово не обращались.

Скорее, после локдауна мы выделили два других момента. Во-первых, усилились депрессивные тенденции, а во-вторых — произошла инфантилизация, стало больше нарциссических запросов.

— Повлияла ли пандемия на психологию как на науку, какие появились новые исследования?

Е. Ш.: Нельзя сказать, что за время пандемии что-то радикально изменилось. Но мы и коллеги отмечаем определенные тенденции.

А. Г.: Например, идет поиск «нового человека», все возрастные периодизации уже не работают. Все описанные классические кризисы уже неприменимы, их надо менять. Сейчас другие дети, другие взрослые, другая молодежь. Тут нужны комплексные исследования, но таких работ очень мало, еще прошло слишком мало времени. Может, так рождается тот самый другой, неклассический тип современной личности, адаптированный к новым реалиям.