Расскажи, почему ты решил заниматься популярной наукой, а не работать врачом по первому образованию?
Когда я обучался в вузе, я не думал, что хочу популяризировать науку. Но так сложилось, что тогда я встречался с девушкой, которая верила в астрологию. Я пытался как-то переубедить ее, но никакие логические доводы не действовали. Тогда я начал спрашивать своих знакомых, а во что они верят, и оказалось, что очень многие, в том числе мои одногруппники, верили в ту же астрологию и другие антинаучные вещи. И тогда я понял, что нужно как-то поменять своё окружение. Так я вышел на «Общество скептиков», у которых были научно-популярные подкасты и оффлайн-встречи в Москве. В Петербурге никто таких встреч не организовывал, и мы с приятелями начали их делать. Так все и завертелось.
Ранее ты также занимался подкастом «Чайник Рассела». Чем «КритМышь» отличается от него?
«Чайник Рассела» был скорее любительским проектом, который мы делали на коленке: один микрофон, запись в обычном помещении. У нас не было концепции, мы не понимали, зачем это нужно, и за два года вышло всего 12 или 13 выпусков. У нас не было представления об аудитории, какого-то конкретного формата выпусков: иногда мы записывали подкаст вдвоем, а иногда ввосьмером. «КритМышь» я начал совсем по-другому, как бизнес-проект. Я написал бизнес-канвас, где отразил задумку, методики ее воплощения, возможные проблемы. Сейчас у нас есть доступ к профессиональной звукозаписывающей студии «Мегабайт Медиа». Также я поменял методику монтажа: раньше я вырезал все паузы, междометия, и из-за этого разговор казался неестественным. Сейчас я так уже не делаю, вырезаю только очевидно затянутые моменты, и это экономит время. Мы продолжаем работать над форматом: первый и десятый подкасты «КритМыши» сильно отличаются друг от друга. Также я хочу в итоге монетизировать проект, и уже сейчас у нас есть слушатели, которые платят за наши выпуски.
Как именно поменялись подкасты «КритМыши» за время существования проекта?
Изначально была задумка сделать в подкасте две части: сначала рассказываем про гостя, а потом про то, чем он занимается. То есть делать больше портретные интервью, чтобы получить какую-то историю. Но мы быстро поняли, что слушать долго про человека будет интересно лишь тем, кто уже его знает, следит за его деятельностью. Поэтому мы стали больше концентрироваться на самой науке.
Как вы выбираете темы для подкастов, находите гостей?
Хочется обсуждать то, что лично мне интересно, но о чем и сам гость может интересно рассказать. С другой стороны, не всегда получается тщательно продумать тему, потому что подкасты еженедельные, времени не хватает. Например, с астрономом Игорем Тирским мы договорились о беседе буквально накануне записи, поэтому тему мы определили с ним, лишь когда он пришел в студию. С другим нашим гостем, администратором паблика «Суровый технарь» Сергеем Ивановым, мы сначала не могли договориться о теме, потому что он был готов говорить про танки и компьютерную графику, а мне это было не интересно. Но потом знакомые посоветовали поговорить с Сергеем о вине, оказалось, у него даже есть собственная коллекция. Так у нас получился довольно интересный выпуск.
Как ты думаешь, научный популяризатор должен рассказывать лишь о тех темах, которые ему интересны, или уметь разбираться в любой теме?
Неинтересных тем не бывает, везде можно найти что-то занятное – бывают неинтересные люди. Просто надо смотреть, в каком ракурсе осветить ту или иную тему.
На какую аудиторию вы ориентируетесь?
Подкаст не для новичков в науке, а для тех, кто уже интересуется, кто мыслит критически, как у нас и написано в описании проекта. То есть человеку, который нас слушает, не нужно объяснять, что такое протон. Благодаря этому расширяется спектр возможных тем для обсуждения: человеку, который не интересуется наукой, едва ли будет слушать про Стэнфордский эксперимент, а ведь там очень много неоднозначного.
Ты также написал на сайте «КритМыши», что считаешь перспективным форматом научной коммуникации игры. Почему? Какая должна быть механика у таких игр?
В первую очередь, это видеоигры, про настольные я мало что знаю. Но для научных видеоигр нужно делать отдельный формат, потому что если просто взять механику какой-либо популярной игры и наложить на нее научную составляющую, то ее с нятяжкой можно будет назвать научной игрой. Потому что в научных играх сама механика должна раскрывать научный контент. Например, в России была сделана настольная игра «Эволюция», и там как раз в самой структуре игры неплохо раскрываются механизмы борьбы за ресурсы, смены поколений, что дает представления о том, как это происходит в природе. Касательно видеоигр, мне нравится механика игры Niche о генетике, выведении новых видов и передачу генов в популяции.
Какие еще форматы научпопа кажутся тебе перспективными?
Публичная дискуссия людей, которые придерживаются противоположных мнений по какому-либо вопросу. Перед этим они читают определенную статью, которая вводит их в курс дела по определенной теме, например, про ГМО. Затем участников просят обсудить эту тему друг с другом и в итоге беседы решить, запрещать ГМО или нет. Такой вид принятия решений называется делиберативной демократией. Есть некоторые исследования о том, что люди в ходе таких обсуждений приходят к более взвешенным решениям. Ведь в этой ситуации недостаточно просто сказать «мне что-то не нравится», потому что это не аргумент для оппонентов. Поэтому людям приходится включать критическое мышление, чтобы оценивать те или иные заявления. При этом обычно в группе выявляются несколько лидеров мнений, вокруг которых сплачиваются те, кто думает так же. И получается, люди спорят уже мини-группами. Другой интересный формат – это научно-популярный книжный клуб. В социальных сетях часто ведутся споры между научными популяризаторами о тех или иных научно-популярных книгах, и было бы здорово перенести эти обсуждения в оффлайн.
Что для тебя лженаука? Почему спрашиваю: часто Шнобелевскую премию принимают именно за такую противоположность Нобелевской, то есть на ней награждают то ли лжеученых, то ли недоученых. Но на самом деле это ведь обычные ученые, которые в исследованиях применяют научные методы, но при этом получают забавные результаты. Так что же такое лженаука, когда, даже используя научные методы, можно прийти к, кажется, ненаучным выводам?
Шнобелевка – это не про лженауку, а скорее про неожиданные выводы в науке. Сегодня в нашем лексиконе есть много понятий, схожих с лженаукой: псевдонаука, околонаука. В общих словах, лженаука – это то, что пытается быть наукой, но наукой не является. И тут сложно подобрать какие-либо однозначные критерии определения лженауки. Например, сто-двести лет назад ученые верили в теорию эфира, еще раньше – в алхимию. Но с появлением новых знаний эти теории перестали быть достоверными, и если сейчас кто-то серьезно утверждает, что существует эфир, то это можно назвать лженаукой. Хотя на момент своего появления эти теории были вполне адекватны и соответствовали научной картине мира. Сейчас уровень развития науки такой, что мы можем отвергать некоторые якобы научные идеи просто на уровне интуиции или здравого смысла. То есть накопленных знаний уже достаточно, чтобы нам было проще различать, что считать наукой, а что нет. При этом я все равно не люблю коллег-популяризаторов, которые считают, что могут определять, какое научное открытие является достоверным, а какое – лженаукой. Ведь дело в том, что решать это могут только профессионалы в своей области, то есть научное сообщество.
Почему ты сам не стал ученым?
У меня был «визит» в аспирантуру – я проучился там два года. Ты идешь в аспирантуру, наполненный представлениями о науке, как о каком-то светлом процессе, что вот ты придешь и будешь совершать открытия. Но потом ты сталкиваешься с суровой реальностью, когда тебе буквально приходится постоянно убирать экскременты за мышами, а три дня в неделю работать грузчиком. То есть люди в итоге не всегда понимают, для чего они проводят исследования, какая у них цель. Странная это наука.
Это странно, потому что, когда я общаюсь с аспирантами Университета ИТМО, у них всегда есть какая-то цель: либо они работают по гранту, либо выполняют какой-то проект.
Так и должно быть: ученые должны сесть, продумать план работ для достижения определенной цели. Но не везде так. И научная коммуникация тоже несет часть вины за то, что начинающие ученые, да и люди в целом не понимают, что наука – это тяжелый труд, где много подводных камней. Ведь зачастую люди, посещающие научно-популярные лекции, выносят с них представление о науке как о внеземном процессе, в котором высокие умы познают истину без бытовухи. Хотя, конечно, многое в научном труде зависит от места работы и тематики исследований.
Но ведь задача научной коммуникации – как раз популяризировать науку, а не рассказывать, как в ней сложно. Каким же должен быть научпоп, чтобы и не отторгать людей от науки, но и не идеализировать ее?
В России научной коммуникации нужна саморефлексия. В стране за последние годы появилось много разных научпоп-проектов. Все что-то делают в области научпопа, но саморефлексии, то есть понимания того, для чего это нужно, какую идею это несет, пока не было. Есть две группы популяризаторов: одна считает, что популяризация – это благо, что это великая миссия, другая же не преувеличивает важность своей работы и относится к этому именно как к работе или увлечению. И первая позиция очень вредна: из-за нее популяризаторы становятся заносчивыми, а это отталкивает людей. То есть у таких популяризаторов появляется чувство, что они знают истину и только их мнение верное. Осознание вреда от такого самомнения пришло ко мне со временем: сначала я тоже хотел заниматься миссионерством. Сейчас мне просто интересно заниматься научпопом, но при этом я хочу, чтобы мой проект «КритМышь» стал моей основной работой – пока я дополнительно работаю на другом месте.
Почему ты решил поступить в магистратуру по научной коммуникации?
Это получилось, наверное, из-за моего недовольства сложившейся ситуацией как в сфере популяризации науки, так и в сфере медицины. В аспирантуре я писал очередную научную статью, принес ее своему научному руководителю, и он сказал, что так пишут в художественной литературе, но не в научной. У меня тогда появилось ощущение, что я занимаюсь чем-то бесполезным, а это значит, что надо что-то менять. Но мне было не понятно, что именно. Тогда я случайно узнал о магистратуре по научной коммуникации и подумал, а почему бы мне не забрать документы из моего вуза и не перевестись в Университет ИТМО? Так и сделал, за два дня до вступительного экзамена, но я успел подготовиться и поступил. Мне хотелось оказаться в компании единомышленников. И в целом то, за чем я шел в магистратуру по научной коммуникации, я получил.
