«Вокруг ИТМО уже собиралась программистская компания»
Вы учились в Университете ИТМО в 1990-х годах, когда он еще назывался Санкт-Петербургским государственным институтом точной механики и оптики. Почему вы выбрали именно этот вуз?
Да, я поступил в ИТМО в 1994 году. Я пошел туда учиться, потому что мой отец и мой дед закончили ЛИТМО, да и жил я в двух шагах. Так что на учебу можно было ходить с достаточно большим удобством (смеется). Хотя с посещаемостью у меня всегда было не очень ― предпочитал книги лекциям. На мой взгляд, самое лучшее обучение, когда есть книга, есть практическая проблема по теме и есть опытный человек, который может подсказать, как понимать и применять книжные знания. Я и сейчас сижу дома, еще задолго до всех вирусов перейдя на такой режим работы.
И все же, чем запомнилось вам обучение в ИТМО, что оно вам дало в профессиональном плане?
ЛИТМО традиционно известен сильной математической компонентой. Хорош был и набор предметов по специальности, который предоставил достойный обзор практических ситуаций и того, как они решаются. Если говорить о недостатках ― это теоретическая физика. Тогда ей уделялось не так много времени. Параллельно вокруг ИТМО уже собиралась мощная программистская компания, например, прямо за проходной стоял сервер Mail.Ru, разрабатываемый компанией DataArt, где я и работал с третьего курса. Потрясающая команда, энтузиазм, множество проектов, из которых некоторые оказались одними из самых удачных в своем роде в России. Вы когда-то делали интервью с Дмитрием Адриановым. Я ушел оттуда с сожалением, но не хотел оставаться чистым программистом.
Насколько я знаю, образование вы получали не как программист, а как физик?
Сейчас почти любая работа включает в себя программирование. Даже физик-экспериментатор в индустрии тратит много времени на скрипты для своего оборудования. Сейчас я конструктор-изобретатель, начинал на кафедре лазерных технологий, это в американской классификации скорее electrical engineering, в США получил PhD по теоретической физике.
«Современная академия во-многом похожа на фигурное катание»
После выпуска из ИТМО вы продолжили обучение в аспирантуре в США. Как вам это удалось, учитывая, что тогда академическая мобильность в России была ниже, чем сейчас?
Простая рассылка, я смотрел интернет, увидел, что в США принимают заявления на PhD от иностранцев. Ничего более не знал, у меня не было знакомых, просто стал отправлять письма и сдавать стандартные экзамены. Сразу же было понятно, что программа отличается очень сильно, зазоры «латал» самостоятельно. По результатам меня приняли в два вуза ― Northwestern в Чикаго и McGill в Канаде.
Я выбрал первый, если честно, в основном потому, что мне предложили там повышенную стипендию. И это оказалось верным решением, хотя я вообще не имел ни малейшего представления, как будет проходить учеба. В Northwestern я занимался несколькими темами ― и сверхпроводниками, и конденсатом Бозе-Эйнштейна, и нелинейной оптикой. Непостоянство объяснялось тем, что человек, у которого я работал, часто делал проекты вне той тематики, в которой имел существенное имя и вес, поэтому получать гранты было тяжело. Но зато проекты были интересные и достаточно фундаментальные.
Закончил магнетизмом, где нам повезло сделать теорию эффекта MAMR, разновидность которого буквально в этом году стала использоваться в жестких дисках ― и эта работа, собственно, и привела меня в дальнейшем на работу в Seagate.
А чем отличалось обучение в постсоветском университете от американского вуза? Кроме материальной базы?
Я теоретический физик, для меня материальная база ― это бумага и компьютер. Сложно сказать, в чем отличие западной системы, потому что она в разных вузах разная. Если говорить о некоем среднем стандарте, то первое, что бросается в глаза ― намного меньше предметов, но читают их более серьезно.
Если в ИТМО было много предметов, которые идут как зачеты, то в американском вузе такого не бывает. Конечно, тут есть свои плюсы и минусы. Но чтение фундаментальных дисциплин параллельно еще с 7-8 другими предметами может привести к проблемам. А так, все зависит от конкретного университета. В средних американских университетах профессоров во многом оценивают именно как преподавателей, а мотивация у студентов низкая. В лидирующих университетах наоборот ― мотивация студентов отличная, а преподает нередко ученый, которого силой заставили читать предмет.
Как сложилась ваша карьера дальше?
Получив PhD, я понял, что не хочу оставаться в академии. Тем не менее, я решил дать себе шанс в этом убедиться ― 10 месяцев я все же поработал постдоком, но в результате мое мнение только укрепилось.
Почему?
Должен предупредить, что это будет ответ от человека, который не состоялся в академии, поэтому не нужно его воспринимать как объективность. По сравнению с индустрией академическая работа дает одно важное преимущество: ты можешь заниматься какими-то подразделами твоей основной темы, которые интересны, но с ними не обязательно связаны какие-то практические применения и мощные эффекты. Главное, что там есть новизна. В индустрии такой возможности нет.
Негативная сторона современной академии состоит в том, что она стала во многом похожа на фигурное катание. Грубо говоря, ты должен пойти в семь лет в физматшколу. Если ты этого не сделал, то ты лишил себя знакомств, а наращивание контактов ― это критично. Они во многом определяют, публикуют и цитируют ли твои статьи, дают ли тебе гранты и работу. Каждый год твоей академической жизни расписан по строго определенным этапам. К 20 годам ты должен опубликовать такую-то статью, в таком-то журнале с такой-то цитируемостью.
К 25 годам сделать PRL или Nature. Чтобы этого добиться, надо работать в группе с существенным научным «весом» над темой, которую сообщество считает важной. Ты не можешь пойти «в лес» на несколько лет, заняться темой, которая интересна только тебе и потом рассчитывать на трудоустройство. На уровне постдока, где контракт может продлеваться и ежегодично, возможностей для свободного полета становится предельно мало. Это жесткая спортивная дисциплина, не похожая на научный процесс XIX ― начала XX века.
«Мы хотим поменять все производство микросхем и электроники»
Чем же вы решили заниматься?
Меня пригласили работать, во-многом из-за моих публикаций, в компанию Seagate Technology. В те годы это была прекрасная компания, потрясающая команда конструкторов, пришедших из множества компаний, поглощенных Seagate. Мне повезло работать с людьми, которые создали жесткие диски как таковые.
Естественно, я очень многому научился и то, что я быстро вырос среди таких конструкторов, считаю предметом своей гордости. Правда, мой пик тщеславия со званием главного конструктора длился буквально считанные дни. Внутрифирменная партия, членом которой я был, одержала сокрушительное поражение, большая ее часть была уволена, а я стал просто одним из физиков-конструкторов. Так я работал до тех пор, пока в прошлом году не ушел на вольные хлеба и не занялся бизнесом. Я стал консультировать, конечно, в первую очередь, конкурентов Seagate Technology ― таких, как Sandisk, а также основал свою компанию.
В общей сложности вы проработали в Seagate 12 лет, с 2007 по 2019 год. Кроме того, сейчас вы занимаетесь консультированием других компаний. В чем особенности корпоративной культуры в высокотехнологичных компаниях США?
Все, опять же, зависит от компании. Например IBM ― это академическая культура в промышленной обстановке. А Western Digital долгое время был похож на финтех в мире физики. Сложно сказать, что существует какая-то общеамериканская корпоративная культура.
Компании во многом похожи на государства XVII-XVIII веков. Есть монарх ― СЕО, вокруг него борются партии. Каждая партия отстаивает определенный план развития, имеет своих сторонников, свою внутреннюю иерархию. Правда, если партию рубят, то достается всем ее членам, сделать после этого карьеру в компании практически невозможно.
В 2019 году вы запустили свой стартап, что это за компания, чем вы занимаетесь?
Цели у нас огромные ― мы хотим поменять все производство микросхем и электроники. Во многом это связано с моей футурологической идей, что мы прошли этап массового производства.
Еще 10 лет назад сделать специализированный процессор было сложно ― ведь пока вы этим занимаетесь, обычные процессоры шагнут настолько далеко вперед, что вы просто потеряете деньги. Но сегодня все средства производства ― как электроники, так и двигателей ― достигли насыщения. Мне кажется, что грядет век специализации, грядет «интернет производства», когда, с одной стороны, отдельно существуют фабрики с собственно производством, а с другой ― небольшие команды по 50-200 человек, конструирующие продукты для специализированных приложений.
В этих рамках мы пытаемся сделать систему, которая позволила бы производить процессоры за день и буквально за несколько долларов. Эта технология также позволяет избавляться по ходу от ошибок. Сейчас производство нового процессора ― это полмиллиарда долларов, а если вы допустили ошибку при конструировании ― это катастрофа.
Новая технология позволит создать чип для конкретной задачи. Например, я работаю с конструкторами систем автономного вождения машин. В этих системах чипы не будут производится десятками миллиардов. Нужны серии по миллиону процессоров для конкретных машин, нужно постоянно менять алгоритм.
Каково это сейчас ― запускать свою компанию, ведь положение в мировой экономике нельзя назвать стабильным?
Мне это еще только предстоит выяснить, думаю, и кризис еще по-настоящему не начался. Впрочем, макроэкономическая ситуация для таких «железных» стартапов чуть менее важна.
В программистских стартапах не так важна идея, как то, насколько удачно вы ее реализуете. Появляется 20 стартапов по доставке еды, кто-то станет первым и получит много денег, другой станет вторым, остальные умрут. «Железные» стартапы работают иначе, их, по сути, два вида.
Первый ― служебный, у него нет главной идеи, но есть существующий рынок услуг и концепция, как его обслуживать. Второй тип ― это стартапы с идеей-фикс, которая может быть сумасшедшей и никчемной, а может быть гениальной. Они требуют большого времени и вложений. Это игра вдолгую, поэтому влияние конкретной ситуации в мировой экономике для них не так чувствительно. Мой бизнес консультанта относится к первому типу, а стартап ― ко второму.
Жизнь в США
Вы уже около 20 лет живете в США, насколько для вас комфортна эта страна, к чему приходилось привыкать или приходится до сих пор?
Для себя я решил, что человек должен жить в монастыре собственного духа, выработать те практики и тот стиль жизни, который подходит лично ему, и наплевать на все остальное, на общество, где вы живете, на его стандарты и верования.
В одиночку можно биться со всем миром и победить, на самом деле это не так сложно и это часто происходит. Но за это приходится платить ― я живу достаточно одиноко, хотя у меня есть хорошие друзья, в основном с разных работ. При этом каждая страна дает какие-то определенные возможности, а какие-то начинания там наоборот не практичны.
Вообще, по части возможностей в США действительно большой выбор. По части комфорта мне, например, больше нравится жить в Японии. В России быть конструктором «железа» невозможно, физически нет этой индустрии, но есть неплохие перспективы для программиста. «Железом» можно заниматься только в США, Японии, Южной Корее, может быть, на Тайване. Даже Китай ограничен в развитии именно базовых микропроцессорных технологий.
А почему для вас комфортнее всего в Японии?
Наверное, это прежде всего вежливость. Мне нравится японский дизайн, парки, японский стиль. В Японии лучше отношение к технической работе. В США оно нередко презрительное…
Но ведь для нас США ― это прежде всего Стив Джобс, Билл Гейтс, IBM, Boeing, General Electric…
Для американцев это не совсем так. Еще 10 лет назад 90% процентов аспирантов были из Китая или Индии. Сейчас ситуация немного меняется, но в основном благодаря грубой политической силе.
Кто СЕО в крупнейших компаниях? В Seagate СЕО был человек из Goldman Sachs. Классический финансист, который выгнал конструктора-основателя компании и всех его технических людей. Когда руководство родом из банков ― это отчасти правильно, потому что крупная компания не должна сильно зависеть от конкретного технического решения. В США руководители даже первого уровня ― это вообще редко именно технически подготовленные люди. Их задача ― не создать что-то и даже не руководить, а выбрать из пяти предложений лучшее и затем продвигать его внутри фирмы.
Считается, что конструктор не сможет быть объективным, он выберет всегда то, над чем он сам раньше работал. По моему опыту, в этом есть существенная правда. К тому же, между конструкторами всегда много прошлых обид, у кого-то кто-то что-то украл ― можно одного назначить руководителем и все остальные уволятся.
Насколько мне известно, вы также занимаетесь историей оружия, пишете об этом книги.
Есть несколько вещей, которыми я горжусь в этой области, хотя многие мне не верят и, наверно, правильно делают. Я создал основную систему классификации и атрибуции восточного оружия ― от Ближнего Востока, исключая Аравию, до оружия кочевников. Сделал некоторый вклад в классификацию оружия Кавказа. В общем и целом написал пять книг, из которых двумя последними особенно горжусь. Сейчас я работаю над книгой о японском оружии.
Немного неожиданное увлечение, ведь хорошо известен давний конфликт физиков и лириков, а тут вы ― физик ― занимаетесь историей оружия…
Конечно, сообщество меня не восприняло с распростертыми объятиями. Если вы посмотрите отзывы на мои книги, то они написаны в стиле, что, мол, наконец-то, наверное, какой-то старый московский профессор перевел свои книги на английский с русского.
Тем не менее, я бы заметил, что до 1930 года основной вклад в этой области делали именно технические люди. Основными специалистами в США были Стоун, промышленник, сталелитейщик, и Диборн, геолог. В те времена это не считалось чем-то странным.
Я считаю, что занятие оружием в условиях, когда нет большого количества публикаций ― это, прежде всего, умение принимать решение в условиях недостаточной и «шумной» информации. Это вполне техническая проблема.
Учитывая ваш большой опыт в самых разных областях, какой совет вы бы дали нынешним студентам, которым только предстоит строить свою карьеру?
Заранее извините за пафос. Но я бы сказал так, во-первых, необходимо найти в своем характере одну черту, которая вам мешает, и попытаться ее исправить. Не стоит бояться сложностей. Испытания, особенно перенесенные рано, притупляют эмоции и дальше все идет легче.
Не нужно отчаиваться. Даже если вы сделали что-то потрясающее сегодня, это не значит, что завтра вы получите плоды этого успеха. Скорее, сначала вы получите зависть и ненависть. Но надо продолжать работу. Не бояться. Вам всегда будут рассказывать, куда бы вы ни пришли, что в этой компании нет перспектив, требуется быть гением и работать 120 часов в неделю. А в реальности все мы люди, и работящих и умных людей не так много. В любой индустрии и компании вы можете сделать что-то стоящее, потребуется время и работа.
